Автоматчики уже хозяйничали в доме. Хельга подошла к Воронцову, и он понял, что это последние минуты, когда они могут побыть наедине.

– Тебя увезут в Москву, – сказала Хельга.

Воронцов с деланым равнодушием пожал здоровым плечом.

– Я позвоню тебе.

– Я тебе сам позвоню, когда соскучусь, – буркнул Воронцов.

Хельга печально улыбнулась.

– Сам ты меня не найдешь. Меня нигде не будет. В квартире, которую ты считал моей, ты увидишь совершенно незнакомых тебе людей, и они ничего не будут знать обо мне.

– А почему ты думаешь, что я захочу что-то о тебе знать?

Глаза Хельги полыхнули синим.

– Мы сейчас расстанемся и больше не увидимся никогда, – сказал Воронцов. – Поэтому я тебе скажу все как есть.

Он смотрел в сторону, и Хельга видела, как подрагивает жилка у него на виске.

– Я тебя любил. Если честно, ты – первая женщина, которой я такое говорю. Не знаю, что со мной происходило, но это было так. Я готов был бросить все и уехать куда-нибудь далеко, но не для себя, а для тебя. Я не поверил тебе, когда ты рассказывала о своей жизни. Я решил, что ты проститутка.

Хельга резко подняла голову.

– Да, – подтвердил Воронцов. – Так я думал, уж извини. Я ведь познакомился с тобой возле «Лас-Вегаса», местечко еще то, да и потом ты мне голову морочила – то ты журналистка, то отец генерал…

Он все еще смотрел в сторону.

– А мне на все это было наплевать. Я решил – уедем. Если там у тебя сутенер был или рэкетирам платила – все оборвем разом и исчезнем. Новая жизнь, все постепенно забудется. Так я думал.

– Но если ты даже такой готов был меня принять, то почему я тебе нынешняя плоха? – спросила Хельга.

– Не знаю, – ответил Воронцов.

– Хельга, nopal – крикнул кто-то.

И тут она дрогнула. Все время не теряла самообладания, а сейчас изменилась в лице и порывистым движением обняла Воронцова. Он попытался отстраниться.

– Не надо ничего этого, Хельга. Я, кажется, знаю, что со мной произошло. Я испугался, что никогда не смогу тебе доверять. Ты каждый раз разная. Профессии, имена, привычки – все у тебя меняется с такой быстротой, как в калейдоскопе, я не успеваю ничего понять.

– Ты узнаешь меня настоящую, – пообещала Хельга. – Ты должен простить меня, хотя я ни в чем не виновата. Это моя работа, Саша, но теперь все будет по-другому…

– Хельга! – снова крикнули из-за пальмы. – Вертолет ждет!

Воронцов отстранил Хельгу от себя и пошел к пляжу. Вертолет стоял на ослепительно-белом песке, устало опустив лопасти. Внутрь вела приставная лесенка.

– Вам помочь? – спросил пилот у Воронцова.

Хотел еще что-то сказать, но осекся, глядя за спину Воронцову. Воронцов обернулся – и бежавшая за ним Хельга уткнулась ему в грудь. Она подняла лицо. В уголках глаз дрожали слезинки. Воронцов судорожно вздохнул. Но это было уже облегчение.

– Я дурак, – сказал он. – Прости меня.

– Быстрее! – поторопил пилот. – Нам еще делать вторую ходку.

– Найди меня в Москве! – крикнул Воронцов, уже поднявшись в салон.

Хельга кивнула. Лопасти винта дрогнули и поплыли, набирая обороты.

– Вот здесь устраивайтесь! – крикнул на ухо Воронцову один из сопровождающих. – Будет удобно!

Сам он приник к иллюминатору и, когда вертолет поднялся над островом, покачал головой, потом обернул к Воронцову восхищенное лицо и крикнул, перекрывая рокот двигателя:

– Райское местечко!

– Да уж, – буркнул Воронцов. – Я провел здесь несколько веселеньких дней.