Николь перевела взгляд на Джона Хаксли и назвала его по имени.

— Служил на тяжелом самоходном транспорте-доке «Голубой Марлин». Со службы уволен в 2000 году... Ребята, я пробивала вас на благонадежность. Хотя дело это неблагодарное и бесполезное: ваш «канчанабурский союз» отщепенцев в полном составе вошел в команду «Интерцептора». Что скажете?

Николь впервые, пожалуй, переборщила с «информационными массивами»; на боевиков Шона они произвели обратный эффект. Тот, кто старается все предвидеть, теряет бдительность. Николь потеряла ее — потому что была из этой категории людей.

Вильман первым опомнился от кратковременного ступора и выдал очень короткую выкладку на Николь: «Она слишком много знает». Он бросился на женщину и сбил ее с ног. Оседлав ее, Вильман закрыл ей нос и рот своей широкой ладонью и придавил сверху другой рукой.

— Джон! — хрипло выбросил он. — Джон, скотина, закрой дверь!

Хаксли выглянул в коридор и осмотрелся. Прислушался. Тихо. Закрыв дверь, он поспешил на зов товарища, отчаянно призывавшего Хаксли помочь ему. Николь едва не вывернулась из мертвой хватки «красного берета». Хаксли с трудом перехватил ноги женщины и прижал их к полу. Прямо перед ним — широкая спина Вильмана. Его рубашка мгновенно пропиталась потом. Джону казалось, он замешивает непомерно крутое тесто, все сильнее и сильнее надавливая руками, и голова женщины вот-вот сомнется под прессом стальных рук Вильмана. Хаксли видел лишь его спину, и по ногам Николь, которые он взял в тиски своих рук, Пытался угадать ее состояние. Пока ее мышцы напряжены и готовы лопнуть от напряжения.

— Дуг, чего ты телишься?! — Хаксли смотрел на свои руки и видел часы. Может быть, секундная стрелка пошла по второму кругу. — Она дышит, что ли?!

Вильману казалось, он душит мертвеца. У него самого глаза вылезли из орбит от одной только мысли о жабрах. Невидимые под одеждой, они шевелятся. А сама жертва обрела реальный облик ракообразного существа, нечувствительного к боли, и перешла на жаберное дыхание.

— Дуг, сломай ей шею!

Спина. Треклятая спина перед глазами. Мокрая, в крупную клетку рубашка. В этот миг, когда мышцы Николь вдруг резко обмякли, Хаксли подумал: «Все, конец». Но они вдруг сократились с такой силой, что он едва не выпустил ноги жертвы, а Вильмана подбросило так, словно он оседлал не женщину, а быка на родео.

Хаксли крупно трясло. Он понимал, что Вильман не дает Николь дышать, не мог понять его состояния, куда девались его силы. Дико было представить, что хрупкая женщина отбирает у них энергию и постепенно одерживает верх.

Зубы женщины впились в ладонь Вильмана, и он, превозмогая боль, надавливал на нее все сильнее.

— Дьявол... — прошептал он.

Хаксли не выдержал первым. Он отпустил ноги Николь и, размахнувшись, со всей силы ударил ее в живот. Чуть сместил направление удара и опустил кулак в район печени. Бил и бил ее, каждый раз бросая в спину Вильмана: «Ну что с ней?» Ничего. Его рука ударяла в упругий, «хирургический» живот. Пряжка наручных часов расстегнулась; на них секундная стрелка пошла на четвертый круг.

Но вот ноги Николь, показавшиеся Хаксли ногами огромного кузнечика, медленно, будто со скрипом, согнулись в коленях, и каблуки босоножек оставили на крашеном полу ровные полосы. Несколько мгновений — и напряженное тело вдруг резко ослабло. Колени Николь разошлись в стороны, и Хаксли увидел лужицу, растекающуюся под ней.

— Конец... — прошептал он, готовый рухнуть рядом.

Вильман рывком встал с Николь и уставился на свою ладонь. Выругался и сильно тряхнул рукой, разбрызгивая по комнате кровь:

— Сука, она руку мне прокусила! — Он нагнулся и наотмашь ударил Николь в голову.

— Тсс! — Хаксли приложил палец к губам и, подойдя к двери, открыл ее, снова выглянул в коридор. Из бара доносилась тихая неаполитанская мелодия. Вроде бы не нашумели.

Он вернулся на середину комнаты, бросил взгляд на тело, лежащее между двумя кроватями, и поднял с пола сумку. Вывалив ее содержимое на кровать, он первым начал исследовать вещи. Вильман, перевязав руку носовым платком, стал рыться в кармашках сумки.

Сердце Хаксли екнуло, когда он взял в руки черный бюстгальтер и нащупал что-то твердое и овальное. Колье! — прострелила мысль его мозг. Он, словно был близоруким, поднес лифчик к глазам, уловил его свежесть, втянул носом воздух... То, что он принял за колье, оказалось лишь частью охватывающего грудь белья, вставкой из китового уса.

Хаксли отбросил его в сторону и открыл косметичку. Ничего. Открыл футляр для очков — запасная пара.

Рядом копался с сумкой Вильман. Не сразу, но Хаксли увидел, чем режет жесткую материю, пытаясь обнаружить потайной отдел его товарищ: в его руках мелькал «специальный диверсионный» нож из ацетатной смолы, на который не реагируют детекторы металла. У Хаксли едва не вырвалось: «Откуда у тебя такой нож? Почему ты ни разу его не показывал? Прятал?»

Прятал. Даже не воспользовался им, чтобы перерезать подруге горло.

Хаксли отвел взгляд. Тут же метнул его в сторону двери, маскируя выражение лица за якобы возникшей тревогой.

— Какой-то шум в коридоре. Посмотрю.

Он шагнул к двери и едва не споткнулся о ноги Николь. Тихо выругавшись, открыл дверь и несколько мгновений... присматривался к Вильману. Нет, он ничего не заподозрил.

Возвращаясь, Хаксли прихватил со стола тяжелую стеклянную пепельницу. Оказавшись за спиной Вильмана, он со всего размаха опустил руку с тяжелым предметом ему на голову. Сморщился от звука треснувшей кости и повторил удар, опустившись на колени. Пепельница пробила височную кость Вильмана, и он, коротко дернувшись, замер. Хаксли освободил его руку от ножа и рассмотрел его с близкого расстояния. Зеленоватый, острый, надежный, он годился для «разового» применения.

— Ты опоздал, парень, — Хаксли, тяжело дыша, умудрился выдавить усмешку. — Другого раза у тебя не будет.

В следующий миг нож полетел за кровать, и Хаксли продолжил обыск.

Его пальцы ощупывали каждую деталь, каждую выточку на женской одежде. Неужели Николь рискнула оставить ценную вещь в сейфе на рецепции? Он бы не оставил. Поставил себя на место Аранты: в отсутствие клиента он открывает ячейку запасным ключом и видит в отблесках золото, бриллианты и жемчуга минимум на миллион долларов. Какова настоящая цена колье Люсьена Готре, Хаксли не знал, но его цена росла с каждым мгновением, с каждым утраченным мгновением. Он уже начал понимать, что теряет не только время, но и надежды заполучить бесценное украшение.

Черт, черт, черт! Прежде чем задушить Николь, надо было расспросить ее.

Хаксли беспомощно оглянулся и увидел Николь. Она стояла в шаге от него, держа в занесенной над головой руке зеленоватый нож. С перекошенным, окровавленным ртом она резко опустила руку, целясь матросу с «Голубого Марлина» в шею. Хаксли оцепенел. Он не мог пошевелить и пальцем. В следующий миг его шею пронзила острая боль, а слух резанул душераздирающий крик Николь.