Удивительно, что самая лучшая, с современной точки зрения, черта Цезаря совершенно не вписывалась в республиканскую традицию. Он был милосерден. Это благодаря clementia Цезарь прощал врагов чаще, чем карал их, демонстративно отказывался от жестокого наказания своих противников, если они прекращали оппозиционную деятельность (Катон, Метелл Сципион и большинство галлов упорствовали и получили от него сполна). Цезарь простил нескольких своих будущих убийц, сражавшихся на стороне Помпея в гражданскую войну (среди них был и Брут.) Во многих отношениях clementia была политическим девизом диктатуры Цезаря. Тем не менее она вызывала больше протестов, чем благодарности, по той простой причине, что хотя милосердие и считалось добродетелью, это была исключительно прерогатива монархов. Только те могут проявлять милосердие, у кого есть власть поступать и по-другому. Другими словами, clementia была антитезой свободы. Говорят, Катон убил себя, чтобы убежать от милосердия Цезаря.

48. Серебряная монета, выпущенная «освободителями» Рима через год после убийства Цезаря (43–42 гг. до н. э.). На одной стороне изображены войлочный колпак pileus, который надевали на раба при отпущении на свободу, а справа и слева – кинжалы, при помощи которых совершилось освободительное деяние, а под ними – знаменитая дата EID MAR (иды марта, т. е. 15 марта). На аверсе голова самого Брута несет иной смысл: прижизненный портрет человека на римских монетах был символом самовластия

Таким образом, нельзя назвать простой неблагодарностью поступок Брута и других сенаторов: дескать, напали на человека, который дал им еще один шанс. Это было неблагодарностью лишь отчасти, убийцы действительно руководствовались и эгоистическими соображениями, и задетым чувством собственного достоинства (dignitas). Но они, кроме того, защищали единый взгляд на понятие свободы и ценности республиканских традиций, уходящих корнями в мифологические времена, когда далекий предок Брута прославился тем, что отправил Тарквиниев в изгнание и стал одним из двух первых консулов. Примечательно, что серебряная монета, позже выпущенная убийцами, подчеркивает именно эту идею, изображая характерную шапку – pileus, или колпак свободы, – которую носили освобожденные рабы. Так транслировалось послание, что римский народ был освобожден.

Так ли это? Как мы увидим, это была странная свобода. Если убийство Цезаря и послужило образцом эффективного смещения тирана, то оно послужило и действенным предупреждением о том, что избавление от тирана еще не несет освобождения от тирании. Несмотря на все лозунги, браваду и высокие принципы, единственное, чего достигли убийцы и что получил народ, – это долгую гражданскую войну и постоянное воспроизводство единовластия. Но это уже сюжет главы 9. До этого мы должны обратиться к некоторым не менее важным аспектам истории Рима, которые стоят за политикой и громкими лозунгами.

Одна сторона истории Рима – это события политической жизни, на войне, в гражданской сфере, это победы и поражения, все, что происходило на виду у общества. Я представила один довольно драматичный аспект этой истории, рассмотрев, как Рим из маленького незаметного городка у Тибра превратился в центр власти сначала в местном, а затем и в мировом масштабе. Почти за каждый шаг этого превращения приходилось состязаться, а то и буквально сражаться: за свои права народ боролся с сенатом, в спорах выяснялось, что такое свобода и как ее гарантировать, надо ли контролировать завоеванные территории и как, насколько благое или вредоносное влияние империя оказывает на традиционные римские ценности и политическую жизнь. По ходу дела римляне изобрели свою версию гражданства, совершенно новую для Древнего мира. Греки время от времени сталкивались с ситуацией двойного гражданства и решали ее по-разному в каждом конкретном случае. Но считать двойное гражданство нормой, как настаивали римляне, ощущать себя дома в двух местах – эта идея стала основой успеха римлян на поле боя и вне его и продолжала оказывать влияние вплоть до XXI в. Это можно назвать римской революцией, и мы являемся ее наследниками.

Некоторые части общей картины от нас тем не менее ускользают. Только изредка в повествованиях можно встретить простых людей, женщин, бедняков, рабов, которые играли второстепенные роли в громадной пьесе, охватывавшей период римской истории включая I в. до н. э. Нам повстречалось только несколько таких выходов на авансцену: испуганный комик в театре Аскула, крикливый слуга, опрометчиво оскорбивший сторонников Гая Гракха, жрец-евнух, тосковавший по отбывшему на гражданскую войну другу, и даже бедная кошка, погибшая при пожаре в городе Фидены. От более позднего периода до нас дошло гораздо больше свидетельств об этих группах древних римлян, и в остальной части книги о них пойдет более детальный рассказ. Но то, что сохранилось из ранней истории Рима, дает нам довольно однобокое представление о приоритетах даже римлян, принадлежавших к элите. Легко может показаться, что основных персонажей истории заботили только серьезные вопросы, касавшиеся политической власти и заслонявшие все другие проблемы; будто славные завоевания, воинская доблесть и победы на выборах, которые перечислены в надгробных надписях, полностью составляли их жизнь.

Это, разумеется, не так. Нам уже приоткрылись некоторые другие стороны их жизни и другие интересы. Римляне любили комедии с сюжетом «парень находит девушку», писали и учили наизусть стихи, слушали литературные лекции в исполнении заезжих греков. Несложно вообразить себе сценки из римской жизни Полибия, знакомясь с его рассуждениями о похоронах, которые он посещал, или читая о симулировании болезни в тот день, когда знакомый заложник попробовал осуществить побег. Или предположить, с каким удовольствием замышлял Катон Старший свой фокус с карфагенским инжиром, выпадающим из тоги. Но только с I в. до н. э. у нас появляется богатый материал о том, чем же все-таки были заняты мысли представителей римской элиты помимо войн и политики.

В спектр вопросов, интересовавших их, входили и проблемы языка, на котором они говорили (один плодовитый ученый посвятил двадцать пять книг истории, грамматике и этимологии латинского языка), и усердные научные изыскания о происхождении Вселенной, и теологические споры о природе богов. Выразительная дискуссия о нелепости страха смерти легла в основу философской поэмы Тита Лукреция Кара «О природе вещей» («De rerum natura»), ставшей шедевром античной литературы и путеводной звездой здравого смысла и по сей день. Одно из оснований для бесстрашия перед смертью, например, такое: «невозможно тому, кого нет, оказаться несчастным».[60] Но гораздо более полную картину интересов, забот, удовольствий, страхов и проблем одного известного римлянина нам представляет коллекция из тысячи или около того частных писем Цицерона. Эти письма были собраны, отредактированы и опубликованы после его смерти в 43 г. до н. э., и с тех пор их продолжают читать и изучать.