После подобной филиппики разговор перешел в официальное русло. По российскому законодательству, адвокат не имеет права участвовать на стороне подсудимого в дознании и следствии. Однако умный следователь всегда найдет время с ним пообщаться. Чтобы не иметь потом лишних проблем на процессе… Лыков был из полицейских, а не прокурорских, но важничать тоже не стал. Аванесяна беспокоила судьба Павла Запрягаева. Тот держался умно. Сначала не дал повода застрелить себя в темном переулке. А теперь обставился защитой и не говорил на допросах лишнего. По всему выходило, что он получит каторгу. Но сколько? Его предстояло сначала этапировать в Тифлис, где бандиту должны предъявить обвинения в совершенных там преступлениях. Потом в Москву. Долгая история… Ясно, что «иван иванович» его не бросит, и Паша-паша когда-нибудь вновь появится на криминальном небосклоне столицы. И еще себя покажет.

Тем временем в Персии поручик Лыков-Нефедьев нанес людям Вырапаева сильный удар. Он перехватил в Кара-Даге огромный караван мануфактуры, ввезенной в обход таможни. Было конфисковано тканей почти на сто тысяч рублей. Заодно арестовали доверенного Махотина, он же Сенька Козырь, и с ним дюжину головорезов. У маза нашли при себе золотые часы с бриллиантовой монограммой убитого в Тушетии князя Шервашидзе. А в номере гостиницы обнаружили стопку империалов чекана 1895 и 1896 годов. Притом что настоящие пятнадцатирублевики начали выпускать лишь в 1897 году… Сенька был доставлен в Кутаис, где сел в следственную тюрьму.

В противостоянии Лыкова и Шишка наступила пауза.

Субботним вечером Лыкову телефонировал отставной депутат Гучков и попросил о встрече.

– Приходите завтра к часу, – предложил сыщик.

– Буду.

В воскресенье с утра хозяин думал, чем угощать неожиданного посетителя. Коньяк имелся, и английская горькая тоже. Но как быть с закусками? Миллионщик избалован, не вышло бы скандала… Статский советник ограничился скромным набором: холодная осетрина, медвежий окорок и каперсы.

Октябрист явился вовремя. Алексей Николаевич познакомил его с женой, и мужчины удалились в кабинет. Гучков с ходу махнул рюмку горькой, закусил каперсом и осмотрелся. В кабинете стояла старинная мебель начала прошлого века, доставшаяся Лыкову от Нефедьевых.

– Вы из столбовых? Я думал, из наших, из народа.

– Приданое жены, – пояснил хозяин. – Она была столбовая. А я сын поручика из мещан, выслужившего дворянство за Владимирский крест.

– Значит, из наших, – довольно констатировал гость. – Ну, поговорим?

– А валяйте.

Первый вопрос удивил сыщика. Гучков спросил:

– Какова численность петербургской и московской полиций?

Алексей Николаевич снял с полки справочные книжки обоих градоначальств, раскрыл на нужной странице и молча положил перед Гучковым. Тот вынул перо с блокнотом и стал так же молча переписывать.

В Петербургской полиции по штату полагалось 454 околоточных надзирателя, 3622 городовых, 150 человек конно-полицейской стражи и еще резерв – 10 околоточных и 150 городовых. Это не считая смотрителей полицейских домов со служителями, еще почти 400 человек.

В Москве имелось 480 околоточных, 3406 городовых, 150 конных полицейских, резерв – 24 околоточных и 240 городовых, плюс около 450 человек смотрителей со служителями.

– Серьезная сила, – констатировал политик, убирая блокнот.

– Вполне. Правда, много незанятых вакансий, и их становится все больше[115]. Не идут в полицию люди, слишком нищенское жалованье. Когда же Дума примет законы о реформе полицейской службы?

Гучков хмыкнул:

– Я бы принял, но меня ваши начальники прокатили на выборах. Теперь хлебнете лиха полной ложкой… Умных вам не надо, получите дураков.

Собеседники дружно приложились к настойке, и октябрист продолжил:

– А чем вооружена полиция?

– Револьверами и шашками. Есть еще винтовки в арсенале.

– А пулеметы?

Лыков фыркнул:

– Пулеметы им не положены.

Гучков спросил, глядя сыщику прямо в глаза:

– А как их убрать с улицы?

– В каком смысле убрать?

– Ну, чтобы их не было.

Алексея Николаевича начал раздражать этот странный разговор.

– Если полиция уйдет с улиц, власть там захватят уголовные!

– На первое время да, – согласился октябрист. – Нам это и нужно… на первое время.

– Кому вам? И что именно нужно?

Гучков не обратил внимания на тон собеседника и продолжил задавать вопросы:

– В пятом году в Москве полиция ведь ушла с улиц?

– Да, те, кого не убили, вынуждены были спрятаться.

– И долго прятались?

– Пока армия не приехала, – напомнил сыщик.

– Ну, в этот раз армия не приедет.

В кабинете повисла неприятная тишина. Лыков обдумывал услышанное, потом спросил:

– Александр Иванович, вы к чему ведете?

– Вам нравится то, что происходит в стране? – задал встречный вопрос гость.

– Ну… не все, конечно. Однако идеальных государств не бывает.

– А Распутин? А камарилья вокруг него, которая крутит безвольным государем через полоумную царицку? А как вам коверный клоун Маклаков после Плеве и Дурново?

– Соглашусь – слабоват, – не стал спорить сыщик.

– Кто, по-вашему, был лучшим военным министром – Редигер или Сухомлинов?

– По мне – Редигер.

– И по мне тоже, – подхватил Гучков. – А его задвинули и поставили болтуна Сухомлинова. Это накануне большой войны! Что же у нас делается, Алексей Николаевич? Самодержавие разлагается на глазах. И тянет страну на дно. Разве не так?

– Надо отдать власть вам? – съязвил Лыков. – И вы тут же все наладите.

Политик поморщился:

– Любимый аргумент царедворцев. Попробуйте-де сами поуправлять, сразу опозоритесь. А кто доказал? Мы бы попробовали, и навряд ли хуже бы получилось, чем у этих. Хуже-то некуда… Так не дают пробовать! Чтобы Гучков не прошел в Думу, были брошены огромные деньги. Боятся Гучкова. Сами уже ничего не могут, даже тащить и не пущать плохо получается. Но и другие силы, молодые, здоровые, не зовут.

– Значит, переворот? – в лоб спросил статский советник. – Другого способа нет?

– Я не вижу, – очень серьезно ответил Шалый. – А вы?

– Я присягу давал.

– И что с того? Надо изменить простой лояльности ради высшей. И спасти Россию ценой смены государя. Когда вас ошельмовали, посадили в тюрьму, где потом едва не зарезали, – помог вам Николай Александрович Романов?