Как-то раз Рут Роббинс пошутила, и весьма метко, что у нее не грудь, а бюст. Толстой ее назвать было нельзя, но она была плотной, в духе первых поселенцев, тех женщин девятнадцатого века, которые, нарожав одиннадцать детей, отправлялись в крытых повозках на Дикий Запад. Даже во внешнем облике Рут было что-то от Старого Запада, хотя Белнэп и не мог определить, что именно. Определенно, она не носила нижние юбки и кринолины.

Спешившись, Рут остановилась перед Белнэпом, однако глядя не на него. Каждый обозревал сектор в сто восемьдесят градусов, высматривая все необычное.

– Начнем по порядку, – без предисловия заговорила Рут. – Сеть Ансари. Достоверно нам известно ровно ноль. Однако непроверенные перехваты указывают на какого-то неизвестного эстонского магната.

– А разве таких много?

– Ты будешь удивлен, – она сухо усмехнулась. – К тому же, быть может, этот еще не попадал под наш микроскоп. Но тут есть своя логика. Советы, покидая окраины своей империи, оставили после себя огромные склады оружия – которое, смею тебя заверить, по большей части не попало в эстонскую армию. – Ветерок, шелестя вершинами дубов и сосен, принес запах сырой глины и конского пота.

– Начнем с того, зачем русским вообще понадобилось запасать арсенал в Эстонии?

Рут повернулась к нему лицом.

– Вспомни географию. Финский залив считался стратегически важным объектом. Все товары, которые доставлялись морем в Санкт-Петербург, Ленинград, как нам привычнее, проходили через этот залив. И на протяжении двухсот с лишним миль с севера его сжимает Финляндия, а с юга – Эстония. Кроме того, Эстония являлась ключом и к Рижскому заливу – и вообще ко всему Балтийскому морю, раз уж об этом зашла речь. Военно-морской флот на Балтике был накрепко связан с Эстонией. Поэтому Советы построили там огромную военно-морскую базу, а советский Военно-морской флот никогда не испытывал недостатка в оружии и военном снаряжении. Вероятно, это объяснялось не столько объективными стратегическими соображениями, сколько личными пристрастиями кремлевского руководства, но когда дело доходило до распределения разного добра, советские моряки всегда получали все самое лучшее.

– Насколько я понял, приватизация эстонского арсенала была осуществлена без лишнего шума. – Взгляд Белнэпа остановился на старом каштане. Могучее дерево медленно душил плющ. Сорняк, словно брезентом, накрывал его ветви.

– Это был откровенный грабеж, совершенный во времена всеобщего хаоса, когда на Востоке многие еще не вполне понимали разницу между капитализмом и воровством.

– Итак, с чем мы имеем дело? Ты хочешь сказать, что Генезис – это эстонский олигарх? Или же речь идет только об одном из его подручных? Какая у нас картинка?

– Я рассказала тебе все, что узнала, а это очень немного. Как ты сам понимаешь, одни намеки и предположения. Как это ни странно, сеть Ансари не сочла нужным прислать нам по почте свой рекламный проспект.

– Как в эту картинку вписывается Генезис?

Рут заметно поморщилась.

– Мой отец в свое время занимался любительской фотографией. Оборудовал в подвале лабораторию. И время от времени кто-нибудь из нас, малышей, врывался туда как раз в тот момент, когда отец проявлял негативы. И все замечательные снимки борьбы за мяч превращались в тени и туман. Отец всыпáл провинившемуся по первое число. А веду я все это к тому, что никакой картинки у нас нет. Есть только тени и туман.

– А я хочу лишь понять, кому мне всыпать по первое число, – настаивал Белнэп. – Рут, расскажи мне про Генезиса.

– Генезис. С этой легендой связано много историй. Видишь, тут не обошлось без мистики. Рассказывают про одного человека, который пошел против Генезиса. За это его в течение двух лет продержали в железном саркофаге, сделанном по форме его тела. Жизнь ему поддерживали внутривенными инъекциями. И все это время бедняга не мог пошевелить никакой частью своего тела больше чем на дюйм. Итог этих двух лет: полная атрофия, значительная потеря мышечных тканей и в результате смерть. Можешь себе такое представить? Тут нужно воображение в духе Эдгара По. Расскажу тебе еще одну историю. Ее передали из нашего афинского отделения. Одной из жертв Генезиса стал член влиятельного семейства греческих судовладельцев. Но рассказ не о нем. А о его матери. Судя по всему, она не могла найти себе места от горя. Считается, время лечит всё, но только не в данном случае. Несчастная хотела увидеть человека, отнявшего жизнь у ее сына, и не желала успокоиться. Ни о чем другом она не говорила.

– Она жаждала отмщения. Это понятно.

– Даже не этого. Она понимала, что не сможет отомстить. Несчастная хотела просто увидеть лицо Генезиса. Взглянуть ему в глаза. Хотела только увидеть, увидеть то, что не видел никто. И она была так настойчива, так непреклонна, что однажды ей пришло известие.

– От Генезиса?

– В этом известии сообщалось, что Генезис услышал о просьбе этой женщины и готов выполнить ее желание. Но при одном условии. Она должна заплатить за возможность его увидеть – заплатить своей жизнью. Таково было условие. Несчастная могла его принять, могла отказаться. Но таково было условие.

Белнэп поежился, и легкий ветерок был тут ни при чем.

– Одним словом, безутешная мать, убитая горем, согласилась, – продолжала Рут. – Согласилась на это условие. Полагаю, ей вручили сотовый телефон, по которому последовательно диктовали инструкции, направлявшие ее из одного уединенного места в другое. Ее тело было обнаружено на следующее утро. Перед смертью женщина засунула в лифчик записку, написанную своей собственной рукой, в которой говорилось что-то о том, будто она действительно увидела «того, увидев которого умирают». Так что все убедились в том, что Генезис сдержал свое слово. И самое странное – по крайней мере, так говорят, что установить причину смерти не удалось. Женщина просто умерла – и всё.

– Не могу в это поверить.

– Склонна с тобой согласиться, – признала аналитик ОКО. – Это подобно легенде. Ходят разные слухи, но никто не может их проверить. А ты меня знаешь. Я не доверяю тому, что не могу проверить.

– На земле и небесах есть много такого…

– Возможно. Возможно. Но я считаю только то, что могу сосчитать. Если в лесу падает дерево и Рут Роббинс не получает из своих источников официального подтверждения этого, тогда для меня это дерево остается стоящим.

Белнэп посмотрел ей в лицо.

– Расскажи мне про «Инвер-Брасс».

Рут Роббинс побледнела. Внезапно ее взгляд стал мертвым.

Белнэпу потребовалось несколько секунд – и появление струйки крови из уголка рта, подобное случайному мазку помады, – чтобы понять, в чем дело. Тело Рут обмякло, но она умерла еще до того, как рухнула на землю.

Алая струйка блеснула в лучах полуденного солнца.

К этому таинственному учреждению в Северной Каролине Поль Банкрофт относился с неприкрытой, торжествующей мальчишеской гордостью. Он властной походкой шел по коридорам, выложенным лакированной плиткой, мимо перегородок из матового стекла. Однако Андреа не переставала гадать, что это за место? Почему филантроп скрывается здесь? Повсюду обилие полок, заставленных папками с документами, компьютерных терминалов. В атмосфере висел приглушенный гул напряженной работы, словно в центре управления полетами НАСА. Неяркое, но ровное освещение напомнило Андреа хранилище редких книг и рукописей. Через равные промежутки встречались лестницы, ведущие вниз: перила из дерева и железа, выложенные плиткой площадки. Несомненно, значительная часть здания располагалась под землей. Мужчины и женщины в деловых костюмах, сидящие за компьютерами, время от времени бросали рассеянный взгляд на проходившую мимо Андреа.