А война шла не в пользу Тонхайра. Обитатели подгорного царства оборонялись яростно, однако наземная его часть давно уже была захвачена императором. Проходы можно было бы оборонять чуть ли не бесконечно, если бы не предательство одного за другим командиров, решивших, что служить женоподобному императору гораздо выгоднее, чем жрецам Колодца. Появились маленькие пластинки, отлитые из меди и серебра, на которых чеканили профиль императора и ставили мало кому понятные знаки, и которые теперь, в мире, где один за другим отказывали хэльды, и где кормиться и одеваться приходилось своим трудом, стали значить гораздо больше простой человеческой жизни. Деньги, так назвал их старший сын мастера, отправляя мать наверх на ярмарку, где вместо изделий ремесла и роскоши продавали еду, одежду, лекарственные травы, и которые можно было обменять только на эти пластинки… Воины тоже получали такие пластинки, за них они шли убивать себе подобных, за них они предавали друзей и родственников, переметываясь на сторону того, кто мог обеспечить им сносное существование. Существование в мире, где уже почти не было хэльдов…

…А скоро и колодцы начали гореть. Страшное это было зрелище – вспыхивающий ни с того ни с сего круг колодца, огромный столб бешеного пламени, вздыбившийся до самого неба. Странное это было пламя, белое, иногда – прозрачное, неутихаемое, ни вода, ни песок его не брали, пока не выгорит само, не выжжет то, что занялось, до самого конца, до тлеющих головешек. Пожары вспыхивали не только в почти поверженном Тонхайре, они пылали везде, не щадя ни победителей, ни побежденных. В одном из таких пожаров погибла дочь мастера, выгорело его жилище, жена умерла от ран и от горя. Вскоре после этого столица Тонхайра, Майн, пала, а после него – и обитель Колодца, а в последнем бою уже около самого Колодца пал его старший сын… Новый наместник императора воцарился в Майне, жестоко он отыгрался на тех, кто сопротивлялся до последнего, и на тех, кто чудом остался жив. Кровавые казни следовали одна за другой, голод и мор, насилие и рабство ждали обитателей некогда благополучного и прекрасного мира…

Впрочем, там, наверху, происходило то же самое. Мастер знал об этом слишком хорошо, потому что сразу же ушел наверх после гибели дочери, жены и сына. Младший сын где-то затерялся, он тоже ушел воевать, но давно от него не приходило никаких вестей, а Окон, чтобы увидеть его, больше не существовало. Мастер сказал себе, что попытается найти его, но выйдя наверх, не узнал того Теллара, каким он помнил его перед началом войны. Обнищавшие и одичавшие люди, кое-где опустившиеся до каннибализма, озверевшие и обезумевшие лица, чума, свирепствующая в столице уже давно, разрушенные города, и небо, почему-то ставшее красным, словно потемневшее от крови…

Бродя по руинам некогда величественного государства, он слышал, что нижние чертоги Тонхайра заполнились белым жаром, выгоняющим наружу последних обитателей подземного царства, что новоиспеченный наместник и его приближенные в спешке покинули столицу, вывозя за собой награбленное добро, что мудрецы Колодца, которых почему-то пощадили после безумно жестокой расправой над защитниками обители, теперь занимаются тем, что насылают на верхний мир мор и голод, пытаясь отомстить погубившей их империи. Впрочем, и без старания тамошних мудрецов и то и другое государство большими шагами двигались к гибели. С каждым днем воздух становился все жарче и жарче, выгорали остатки растительности, небо, похожее на раскаленную огненную реку, постепенно приобретало оттенок жидкого золота, жидкое золото огненным дождем проливалось на землю, расплавляя и сжигая то, что еще оставалось…

…Однажды он нашел своего младшего сына – в Сагире, в войсках императора. Он наткнулся на него во время облавы на беженцев, толпой валивших в столицу, поскольку там сохранялось еще хоть какое-то подобие порядка. Беженцев старательно и целенаправленно уничтожали, поскольку скудных запасов продовольствия хватало только для своих; за ними хвостом тянулись различные инфекционные заболевания, лечить которые теперь приходилось новоиспеченным лекарям, пока что еще неопытным, да и не особо стремящимся к тому, чтобы кого-то вылечить – деньги, вот что было главное для этих малообразованных самоучек. Эпидемии различных, неизвестных доселе болезней следовали одна за другой, поэтому пришлые методично отлавливались и уничтожались без малейшей жалости. Именно во время такой облавы мастер и увидел своего сына, холеного и наглого, уверенного в себе и фантастически безжалостного. Наблюдая со стороны грязную сцену на одной из маленьких площадей столицы, начавшуюся с насилия двух женщин-беженок, и закончившейся резней подоспевших им на помощь то ли родственников, то ли друзей, – глядя на своего любимого сына, руководившего сначала насилием, потом – расправой, мастер беззвучно плакал, потом, отступив в спасительный полумрак переулка – а ведь и у него не было соответствующего разрешения, жалкой бумажонки, из-за которой убивал сейчас этих несчастных и ни в чем не повинных людей его сын, – мастер повернулся и ушел, не будучи уверен, что этот красивый, озлобленный и властный мужчина признает в исхудавшем и оборванном старике своего отца. У него не было сил отречься или проклясть свое дитя, но и простить его он не смог. И он ушел из столицы, не в силах оставаться там, не в силах забыть увиденное. Он будет считать, что его сын погиб.

…Он уже не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как он ушел из столицы, он поставил себе цель обойти все города, существовавшие на Телларе до крушения мира, узнать, везде ли обстоят дела так, как в Сагире, и в каждом из них он находил то же самое – жестокость и грязь, голод и болезни, нищету и варварские порядки, установленные теми, кому удалось удержать власть в своих руках. Поднебесной империи давно уже не существовало, города что посильнее воевали друг с дружкой, и в конце концов четверо правителей южных городов объединились против императора и напали на столицу… Вскоре он узнал, что Сагир сравняли с землей, всех его жителей, вплоть до женщин и грудных младенцев, вырезали под корень, а сам город подожгли. Мастер вспомнил о своем сыне и пожалел, что не подошел тогда к нему на той площади – может быть, он смог бы хоть как-то повлиять на его судьбу? Но теперь ничего уже не держало его в этом мире, ничего, кроме желания увидеть конец. Конец этого скоротечного безумия Творцов, который приближался со зловещей неотвратимостью.

И он настал, конец света, жестокий и страшный, неожиданно величественный и торжественный. Мастера он застал в небольшом южном городке, прямо на центральной площади, где он неожиданно повстречал своего давнего знакомого, тоже мастера хэльдов, который чудом не поддался захлестнувшему мир безумию и по крупицам собирал в своем родном городе то, что еще оставалось от Кэлленара – четыре Книги Свода, разнообразные ка-эль, манускрипты по их использованию, философские труды по теории Кэлленара и простейшие школьные учебники, инструктирующие детей, как обращаться с хэльдами. Много, очень много хэльдов все еще уцелели, стояли целыми и колодцы всех размеров и назначений. То, что почти все они выгорели, ничуть не отразилось на их целостности – жуткий белый огонь не оставил ни единой отметины на вечных камнях. Прямо на их глазах взорвалось небо, мощными столбами ядовито-огненного пламени полыхнули круги-колодцы и свет померк, земля затряслась под их ногами. Мастер слышал вопли людей, грохот разрушающихся зданий, откуда-то из-под ног хлынул горячий поток воды. Он ждал грома, но грома не было, только чернота, залившая весь свет, и крошившаяся на куски земля. Следом поднялся ветер, переросший в свирепый смерч, закрутивший все в одну огромную воронку, в которой смешались камни и люди, потоки воды, песок и земля, огонь, невесть откуда взявшиеся куски льда, жалкие остатки растительности, и мастер, внезапно оказавшийся в самом центре этой воронки, в блаженном затишье посреди разъяренной стихии, неожиданно почувствовал родство захватившего мир урагана с переполнившим его в этот момент Огнем Жизни, будто сам Великий Круговорот Времен, само Изначалье вошло в него в этот момент. Огонь Жизни рвался наружу, требуя выхода, приложения неожиданно обрушившихся на него сил, и мастер ощутил себя равным Творцам. Творцам? Этим нелюдям, погубившим мир? Да разве они погубили его, услышал он мысль, будто бы пришедшую извне. Вы же сами виноваты в его гибели, вы, жадные и жестокие, властолюбивые и алчные, недалекие и завистливые, трусливые, пресмыкающиеся друг перед другом, вы, погрязшие в ненависти и разврате, утопившие в корысти и злобе свою собственную душу, предавшие и продавшие все, даже собственное благо! Круги, магия которых держалась на тех чувствах, что постоянно, изо дня в день, рождались в ваших душах, которые впитывали вашу радость и ваше горе, ваш гнев и счастье, питавшиеся вашей верой – или неверием – круги переполнились злобой и ненавистью, источаемыми вашими сердцами, отравили Колодец, изменив его сущность, который, в свою очередь, переполнившись нечистотами человеческих душ, исказил Огонь жизни настолько, что превратил его в Огонь разрушения и извергнул обратно. Ваш Теллар уже никогда не будет вашим, Великий Круговорот Времен бесконечен, и на месте Поднебесной империи возникнет что-то новое…если возникнет. Если яд ваших душ не выжег этот мир навсегда…