– А мне-то казалось, что после того, как мы столько раз были близки, ты показал мне все.

– А теперь? – Голос его повеселел.

– Я ошиблась. Каждый раз ты демонстрируешь что-то новое.

Он прижался губами к ее губам, нежно и страстно.

– Тебе это не нравится?

– Что ты!

Хотя она должна была признать, что в ней зародилось ощущение, будто в их отношениях что-то переменилось.

– Я люблю тебя. Часть меня принадлежит тебе в такие мгновения, как эти. Но…

– Ты о чем? – Его взгляд буравил ее.

– Пустяки. Не обращай внимания.

– Скажи, в чем дело?

Она сомневалась, стараясь отогнать мысли. И все-таки заставила себя сказать.

– Ты любил меня сейчас как в последний раз.

– Мне совсем не просто сказать тебе это.

После завтрака Айдан привел жену в самое красивое место у замка Росс. То был парк на берегу озера, заброшенный, с розами и тростником, утками и крачками, быстро снующими по заросшей водорослями воде.

Пиппа подняла на него глаза с нежной ленивой улыбкой здоровой женщины, которая знает, что горячо любима, и которую перед рассветом разбудили поцелуем, о чем она явно не сожалела.

– Что такое, любовь моя?

Она нагнулась, сорвала цветок и воткнула его в волосы.

Он не решался начать разговор, разглядывая Пиппу как будто в последний раз, пока она его еще любила. После всего, что он ей скажет, ничто уже не останется прежним. Это напоминало взгляд в будущее, когда знаешь, что ничего уже не повторится. Все, открытость сердца и безоглядное обожание, исчезнет в несколько секунд. Он тянул время из чувства самосохранения, согревая и теша себя ее близостью.

Когда же он заметил, что она внимательно смотрит на него, он вынужден был признаться себе, что между ними существует невидимая связь, начертанная роком.

– Айдан? – Она слегка наклонила светлую голову. – Почему ты так странно смотришь на меня?

– У меня есть новости, касающиеся твоей семьи, – ответил он.

– Ты – моя семья. – Она одарила его обезоруживающей улыбкой.

– Я имею в виду ту семью, что ты разыскивала. Признаки душевной боли отразились в ее глазах.

Он понял, что она отгораживается от его слов.

– Мне нужен только ты, – заверила она.

– Но именно поиски самой себя и привели тебя ко мне. Когда-то давно ты попросила меня помочь узнать, как случилось, что тебя потеряли, когда ты была совсем крохой.

Она побледнела:

– И что тебе удалось узнать?

Всем своим существом он вдруг остро осознал красоту мира: холодные облака, голубизну озера и утренний свет, что позолотил ее волосы.

– Теперь я уверен, что ты леди Филиппа де Лэйси, – выдавил он. – Дочь Оливера и Ларк де Лэйси, графа и графини Вимберлийских.

Пиппа оставалась неподвижна. Несколько минут прошло в полной тишине, и он испугался, что она не слышала его.

– Филиппа де Лэйси, – наконец повторила она глухим, тихим голосом.

– Да, любовь моя.

– Мои родители – граф и графиня Вимберлийские.

– Да-а.

– И Ричард?

– Твой младший брат.

Теперь, когда правда стала известна ему, он не понимал, как их внешнее сходство раньше не бросилось ему в глаза. Он же видел, что Ричард де Лэйси – золотой мальчик с ангельской улыбкой, вечно смеющимися глазами и глубоким, неожиданным при такой внешности умом. Донал Ог оказался прав. Пиппа, а теперь она для него Филиппа, была одно лицо с Ричардом, только женское.

– Как тебе удалось это узнать?

– Все началось с твоей броши. После того как ты впервые показала мне эту вещицу, я переписал с нее все знаки, что были на обороте. С помощью графини я выяснил, что надпись сделана на кириллице. Слова были написаны по-русски. Это слова «Кровь, клятва и честь». Семейный девиз.

Он провел рукой по волосам. Так много времени прошло с того открытия.

– Неправда! – задохнулась Пиппа.

– Это те же слова, что сказала тебе цыганка.

– Почему ты решил, что это девиз де Лэйси? – спросила она уже немного окрепшим голосом.

– Такую же брошь я увидел на портрете леди де Лэйси. Портрет был написан двадцать пять лет тому назад. Только на броши были рубин и двенадцать жемчужин, как ты мне и рассказывала. – Он прервался, сделал шаг, но заставил себя остаться на месте и продолжил: – Графиня выяснила, что лорд и леди Вимберлийские потеряли дочь, своего первого ребенка, во время шторма на море. Они считали ее погибшей.

– Когда ты это узнал?

– В тот день, когда меня арестовали и посадили в Тауэр.

– Ты знал это столько времени? – Голос ее зазвенел от изумления. – Какого же дьявола ты мне ничего не сказал? – Она прижала руки к себе, чтобы скрыть, что они дрожат.

– Пиппа…

– Конечно, ты ничего мне не сказал, – продолжила она мертвенным голосом. – И о своей жене ты тоже не сказал. Не мог себе позволить. Я нужна была тебе, чтобы помочь бежать из лондонского Тауэра. И поэтому надо было удержать меня в безвольной рабской преданности.

Эти ее тихие слова поразили его с силой молнии. Айдан спокойно и безропотно принял удар, как раскаявшийся преступник безропотно переносит жар таврового клейма.

– Ты права, я заслужил эти слова. Но поверь. Я берег тебя. Хотел удостовериться, что ты не станешь жертвой пустых надежд. Хотел понять, примут ли де Лэйси тебя, не обвинят ли в обмане.

– Ведь после того, как помогла тебе бежать, я оказалась вне закона и не могла рассчитывать на возвращение в Англию.