Он снова обрубил одну клешню, и та покатилась к ногам Морган, заслонившей собой окровавленного Джефферсона.

– Назад!

Вспышка – и фонарь стал не нужен. Пещеру затопило ярким светом – жидкое золото, что лилось сквозь кожу Морган, превратив ее в самое красивое северное сияние на свете. Пшеничные волосы развевались в воздухе, как будто для нее исчезла гравитация. Кажется, даже ступни не касались пола. Рука Морган, упершаяся Пауку в грудь, казалась тверже камня. Такой же твердой было и то колдовство – первобытное, дикое, – что заставило Паука отползти назад.

Никакого телекинеза. Никаких заклятий. Только желание, которому подчинялось все сущее, хочет оно того или нет.

– Ты не можешь! – прорычал Паук, сгорбившись под невидимым прессом. Лишние конечности втянулись обратно в тело. – Ты нам не царица!

Морган осталась стоять на месте. Вытянув палец, она указала Пауку на угол пещеры, будто тот был нашкодившим ребенком, которого следовало наказать. Скрежеща когтями по каменному полу и склонив свои безликие головы, Паук действительно попятился к нему. Он повиновался Морган, хоть и продолжал шипеть:

– Ты ничтожество! Ничтожество!

– Это ты ничтожен, – ответила ему Морган спокойно, хотя коленки у неё предательски дрожали. Я видела это, а Паук, к счастью, нет. – Я вижу твое имя, диббук! Я вижу твою прогнившую душу и те грехи, из-за которых даже чистилище закрыло перед тобой двери. Я не просто царица – я Первая Верховная, создательница и повелительница того, из чего созданы ведьмы, а значит, и ты тоже. Подчиняйтесь мне, Тимоти Флетчер и Анхель Де’Траст! Подчиняйтесь!

Существо снова застрекотало, пытаясь глумиться:

– Повелительница?! Чем ты, сопливая девчонка, можешь повелевать?

Ответом Пауку стала боль: в следующую секунду он уже свалился на пол, ломаясь пополам. Все пять его голов завопили и вывернулись под неестественным углом. Это стало лучшим доказательством слов Морган, произнесённых шепотом, но таким, что их нельзя было не услышать:

– Я могу повелеть всем.

Магия. Я снова почувствовала ее в кончиках пальцев, будто прикоснулась к оголенному проводу. Мне не нужно было смотреть на Джефферсона, чтобы понять: он при смерти, раз охотничий иммунитет его тлеет, как залитый водою фитиль. Но сейчас это было как никогда кстати.

Испачканная в костяной пыли и преисполненная ярости, я повторила то, что должна была сказать еще давно:

– Hellish dolor!

Паука скрутило изнутри, и он зашелся таким ревом, что задрожали стены. Его нельзя было просто разрубить пополам и убить, но можно было пытать, как он пытал несчастных детей, разделывая их заживо. С упоением наблюдая, как диббук мечется по задней части пещеры, освещенный янтарным светом, я вдруг наконец-то заметила…

– Коул, ошейник!

Коул, наспех перевязывавший горло Джефферсона лоскутом своей кофты, встрепенулся. Наши метки вновь запылали оранжевым, и в тот же миг его взгляд нашел то, что нашел мой.

На шее той головы, что всегда говорила за всех, показался обруч из черепашьего дерева. Прежде обтянутый складками тонкой пергаментной кожи, он слился с ней в темноте, но сияние Морган не оставило обручу шансов.

Вот он, источник проклятия!

– Руби центральную голову, Коул!

Несколько быстрых шагов. Прыжок. Блеск навахона. Истощенный нашей магией, Паук успел ударить Коула наотмашь, заехав ему по боку, но этого оказалось мало. Стиснув зубы, Коул пригнулся под раскрывшимися когтями и очертил мечом дугу.

Хрустнули кости, по которым покатилась безглазая голова. Следом звякнул деревянный обруч, разрубленный пополам так же, как и шея демона. Проклятая вещь, почерневшая от выстрелившей струи крови, затерялась где-то в костях, но диббук…

– Почему он не освободился? – воскликнул Коул, но мне было нечего ему ответить.

Мы оба отлично помнили тот день, когда впервые встретились с Ферн в горе Кливленд. Чтобы победить Исаака, чье тело оказалось в плену такого же диббука, Коулу пришлось избавить его от механических часов, лишив одной руки. Стоило тем упасть на землю, как демонический паразит сполз с Исаака кожурой и спрятался в свой крошечный заводной домик. Ведь диббуки не могли существовать вне досягаемости своего вместилища…

Но этот, похоже, мог. Две половины ошейника лежали на полу вместе с одной из снесенных голов, однако человеком Тимоти Флетчер так и не стал.

– Одри!

Коул дернул меня на себя, и вместе мы повалились в груду костей, едва избежав столкновения с Пауком. Он бросился на стену, и вынырнувшая дюжина рук одним ударом проломила металлический люк, спрятанный в ней. Там, за люком, протянулся длинный туннель. Паук скрылся в нем быстрее, чем мы с Коулом успели подняться на ноги.

Пещера наконец-то затихла… Но ненадолго.

– Все будет хорошо, – шептала Морган над Джефферсоном, жадно хватающим ртом воздух. Он лежал навзничь и прижимал трясущуюся руку к шее. Увы, перевязка не помогла: крови набежало так много, что зеленая ткань свитера превратилась в красную. Щека его, порванная, открывала зубы и челюстной сустав. Джефф был таким бледным, что его веснушки напоминали капли золотой краски на белом мраморе. Я вдруг поймала себя на ужасной мысли, что точно так же будет выглядеть Коул, если однажды окажется на месте Джеффа. Если однажды тоже будет умирать.

Ресницы Джеффа трепетали. Он потянулся к руке Коула, опустившегося рядом, но в следующий миг окаменел… Потому что Морган поцеловала его.

Это был совершенно невинный, почти материнский поцелуй, лишенный пошлости и предосудительных умыслов. «Бог есть любовь», – невольно вспомнила я с замиранием сердца. То было благословение, милосердие и дыхание самой жизни, что скользнуло между окровавленными губами Джефферсона, наполняя и распирая его изнутри вместе с искристым светом Морган.

Когда свет этот улегся, как и облако костяной пыли, Джефф уже сидел, привалившись спиной к стене, и щупал пальцами зажившую шею под грязной повязкой.

Вытираясь от его крови, Морган довольно улыбнулась. Она будто не замечала, как Джефферсон смотрит на нее… В его глазах читались ужас, благодарность, облегчение.

И осознание.

Колечко из розового золота, затерявшееся среди останков, сияло, отныне связанное с Пауком, пока тот не умрет. Я откопала его и спрятала в карман, прежде чем повернуться к остальным и сказать:

– Что же… Все пошло немного не так, как мы ожидали.

Сели однажды в одну машину две ведьмы и два охотника…

Нет, это вовсе не начало плохого анекдота и не логическая задачка – это то, как мы добирались домой из школы «Арлингтон». Несмотря на то что Морган хорошенько заштопала Джеффа, он все еще был не в себе и не мог садиться за руль. Даже не став возражать, когда Коул попросил директора подержать зеленый фургон у себя на стоянке, Джефф устроился на заднем сиденье джипа – тихий, как привидение, и такой же бледный. Рядом с ним бесстрашно уселась Морган, и, вопреки доводам рассудка, я не стала протестовать и меняться с ней местами. Что-то подсказывало мне, что отныне за безопасность Эхоидун можно не беспокоиться.