– Личные счеты?.. – переспросил Исаак, перебравшись с ковра на подоконник, но продолжив судорожно перелистывать замшелые книги.

Я услышала, как Морган сглотнула, осторожно выдвигаясь из-за напряженной спины Диего, чтобы сказать то, о чем мы, увлеченные Пауком, сказать забыли:

– Паук сильно ранил Джефферсона. И я… я помогла…

– О чем ты? – прошептал Диего.

– Джефферсон знает, – вздохнула я и буквально увидела, что значит фраза «поседеть от страха»: волосы Диего за считаные секунды превратились из бирюзы в пепел.

Зои ухмыльнулась уже во второй раз, и Тюльпана, дотянувшись, пнула ее локтем под ребра, прошипев что-то вроде: «Это смешно только провидицам, Лаво!»

– Надо поговорить, – выпалил Коул, почуяв, что дело пахнет жареным. Буквально: огонь в камине слегка подпалил ковер, и по залу растекся запах горелого ворса. Диего смотрел на Джефферсона, не моргая, и, не будь тот охотником, тоже бы наверняка загорелся. Вывести его было лучшим решением, что Коул и сделал.

– Собирай вещи, – сказал Диего Морган коротко и хрипло, когда двери за ними двумя закрылись. – Мы переезжаем в Канаду.

– Ох, Диего, не драматизируй! – воскликнул Исаак.

– Не драматизировать?! Этот человек чуть не придушил твою драгоценную дочурку в первую же встречу! Ты хоть понимаешь, как много теперь стоит на кону, когда он знает, кто Морган такая?!

– Что? – переспросил Исаак не своим голосом, и шестеренки в его металлических пальцах заскрежетали, вращаясь с бешеной скоростью. – Что он сделал с Одри?..

Лишь тогда Зои спохватилась и на одном дыхании рассказала нам о своем «лучшем исходе», который пришел к ней в видениях. Вместе с Тюльпаной, Исааком и самой Морган, верещащей о том, что пускай она и любит кленовый сироп, но ненавидит холод и хоккей, нам потребовалось полчаса, чтобы успокоить Диего. «Он Гастингс. А я видела всех Гастингсов: что были, что есть и что будут. Не они та угроза, которую стоит бояться», – сказала Зои.

– Ну что, ты угомонился? Можем отправляться в Дуат? – спросила я осторожно у Диего, когда он перестал крутиться на месте волчком, а его волосы вернули себе синеву.

Растерев переносицу и пробормотав несколько отборных испанских ругательств, которые я уже скоро выучу наизусть, Диего кивнул.

– Встретимся в главной гостиной, – сказал он, открывая дверь и пропуская вперед Морган в сопровождении Зои и Исаака. – Я пока все подготовлю. От тебя требуется только переодеться. Приходи в нижнем белье.

Я бы подумала, что Диего шутит, но после известия о Джефферсоне он вряд ли был способен на юмор. Выдвинувшись в коридор следом, я остановилась, когда за спиной раздалось:

– А ты чего разлеглась?

Тюльпана сложила руки на груди, нависнув над Ферн. Равнодушная ко всему, что происходит вокруг, в том числе к моему путешествию в Дуат, она лишь окинула Тюльпану оценивающим взглядом и продолжила лежать.

– Я жду, когда Зои принесет мазь. Кажется, пора менять повязки…

Флисовое одеяло укрывало ноги Ферн до самых бедер, ведь тело ее… Ох! Никакая целебная мазь не могла отшлифовать и исправить то, что оставил на Ферн ритуальный атам ее отца. Шрамы уже перестали гноиться и причинять боль, а отек и воспаление почти сошли. Оттого рубцы утончились и вновь обрели четкую форму: теперь я узнавала в некоторых стихийные элементали, трисили, трикветр и даже сигил, которым помечают младенцев. Возможно, именно поэтому Исаак расщедрился на домашнюю стряпню и практически не смотрел на Ферн, пока был с нами в зале. Любой взгляд на нее тут же преисполнялся жалостью. Именно поэтому Ферн и куталась в одеяло в нашем присутствии: жалость она ненавидела больше всего на свете.

– Думаю, хватит тратить на тебя мазь. Все зажило, не прибедняйся, – заявила Тюльпана, и фиолетовые глаза, напоминающие лепестки новорожденной фиалки, приобрели подозрительно довольное выражение. – То, что Одри еще не решила, что с тобой делать, не значит, что ты не должна отрабатывать свои сэндвичи. Ты ведь несколько месяцев якшалась с Пауком, верно?.. Кто знает, сколько полезностей могло затесаться в твоей прелестной головке. Вдруг есть что-то, о чем ты сама уже забыла? Наше бессознательное ведь такая любопытная вещь… Считай, ящик Пандоры. – Тюльпана хитро сощурилась и, подойдя к дивану вплотную, пробежалась пальцами по макушке Ферн. Затем она несильно дернула ее за нерасчесанный белокурый клок и удовлетворенно улыбнулась, когда та зашипела. – А я страсть как люблю вскрывать старые ящики!

Горло Ферн дернулось, когда она нервно сглотнула. Жаль, что я не могла остаться и понаблюдать, как Тюльпана опробует на ней одно из заклятий Шепота, Stickerei. То переводилось весьма невинно – «Вышивание», но позволяло проникать в чужое сознание и выворачивать его наизнанку. Надеясь, что после Тюльпана научит меня ему, я бросила напоследок:

– Главное, чтобы она не кричала. По крайней мере, слишком громко.

– Громко не будет, обещаю. В конце концов, какая ведьма не знает заглушающие чары?

Увы, но закрывшиеся двери скрыли от меня самое интересное. «Думаешь, откуда такое название? Представь, что тебя сунули головой под швейную машинку», – ответила мне Тюльпана однажды, когда я спросила, как ощущается действие Stickerei. Видимо, Тюльпана не врала: прежде чем заглушающие чары подействовали, я услышала пронзительный визг.

– С каких пор мы защищаем ведьм?! Ты забыл, какая у нас миссия? Если Эхоидун здесь нет, то поехали дальше. Что тебя держит? Этот сопливый кудряш? Посмотри на него! Он вцепился в эту ведьму, как алкаш в стодолларовую купюру. Даже если ты убьешь ее…

Я отвлеклась на гомон мужских голосов. Ни один из них точно не принадлежал Коулу, но зато…

– Закрой рот! – взорвался Джефф, и я замедлила шаг, проходя мимо створок кухни, чтобы дослушать его разговор с Дарием до конца. – Может, я и не Инквизитор, но не забывай, кто здесь главный. Все, что от тебя требуется, – выполнять приказы. Я сказал прыгать – ты прыгаешь. Я сказал бери копье, а не арбалет – ты берешь копье. Я сказал ждать меня здесь и слушаться ведьм – ты остаешься и слушаешься. Еще вопросы?

Я никогда не слышала, чтобы Джефферсон разговаривал так. Даже мне захотелось съежиться. Так говорят не с друзьями и не с напарниками, нет, а с солдатами. Лишь в тот миг я поняла, что каждый раз, когда в поле видимости Джеффа показывался Коул, его голос смягчался и теплел. Вот что с ним делала семья, но вот каким он был на самом деле. От услышанного Дарий действительно присмирел. Их отношения с Джеффом зиждились не то на отеческом уважении, не то на страхе. Впрочем, наверное, по-другому с охотниками на ведьм было просто не совладать.

Помолчав с минуту, пока Джефферсон за стенкой чем-то чавкал (похоже, нагло доедал утренний паприкаш), Дарий все-таки спросил:

– Ты в лавку Ксандрия на Черч-стрит едешь, да? Так там уже давно нет охотничьего пункта…

– Что-то да могло заваляться. И еще мне надо кое-кого навестить по пути…