litbaza книги онлайнПриключениеСемья Зитаров, том 2 - Вилис Тенисович Лацис

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 139
Перейти на страницу:
Адмиралтейства. Два громадных якоря у входа, знаменитый золоченый шпиль, воспетый в свое время великим Пушкиным, Морской музей, памятник Петру Первому на берегу Невы… Куда ни шагнешь — всюду история, дыхание славного прошлого и настоящего. Зимний дворец, Эрмитаж, Исаакиевский собор, Сенат, Манеж и статуя Александра III с мешком на голове. А улицы — бесконечная перспектива великолепных, зданий.

Вечером Янка сидел в маленьком музыкальном зале и слушал «Бориса Годунова»[16]. В зале было холодно, как в сарае, зрители сидели в пальто, а вместо оркестра оперную инструментальную партитуру исполнял на рояле озябший пианист. Рояль находился на сцене, на виду у публики. Когда в драматический момент смерти Бориса на сцену вышла большая крыса и, устало волоча по полу хвост, последовала за исполнителем с таким спокойствием, точно она находилась в укромном углу склада, а не на освещенной сцене, — в зале раздался смех, и солист на мгновение растерялся, так как именно сейчас публика должна была если не плакать, то по крайней мере вздыхать.

Днем позже Янка с братьями и некоторыми парнями пошел в латвийское консульство. Консул сообщил, что все мужчины призывного возраста обязаны явиться к нему для получения соответствующих указаний.

В приемной консульства их ожидал пожилой человек надменного вида, одетый в черную визитку. Он холодно взглянул на вошедших. Как только кто-то из парней пошевелился и сказал что-то соседу, этот человек сильно вспылил.

— Дикари! Азиаты! — заревел он. — Здесь вам не Сибирь, а латвийское консульство! Если не умеете вести себя, выйдите отсюда и ждите на лестнице! Латвии такие варвары не нужны.

— Чего вы так расстраиваетесь? — спросил его Карл Зитар. — Ничего ведь не случилось.

Лакей консульства — это действительно был он — смерил его презрительным взглядом.

— Свое красноречие оставьте в России, — язвительно сказал он. — У нас в Латвии митингов не устраивают, вашему языку придется привыкнуть к молчанию. Там Европа. Понятно вам?

Карл пожал плечами и замолчал, а «европеец» продолжал брюзжать до тех пор, пока беженцев не пригласили к консулу.

Дипломат «независимой» Латвии более сдержанно, но так же язвительно и с таким же презрением обдал их еще раз холодным, враждебным дыханием. Они почувствовали его сразу, переступив порог этого здания. Грубые, пренебрежительные замечания, насмешливые ответы на все вопросы, барская резкость и надменность… Этот человек смотрел на них как на низшие существа. С ним совершенно невозможно было серьезно говорить. Он старался унизить своих посетителей, чем-нибудь уколоть их человеческое достоинство и, так же как его лакей, в каждой фразе упоминал Европу и Азию.

Кратко объяснив, что в Латвии всем им без промедления нужно зарегистрироваться в уездных военных управлениях и быть готовыми к призыву на военную службу, консул указал на дверь и прошипел:

— Идите!

Очутившись на улице, Янка спросил Карла:

— Почему он так злится на нас? Что мы ему сделали?

— Он европеец, а мы в его глазах дикари… — ответил Карл. — Он старался приучить нас к особенностям европейской цивилизации.

Нельзя сказать, чтобы это первое соприкосновение с форпостом «независимой» Латвии привело в восхищение кого-либо из возвращавшихся домой беженцев. Они вернулись на станцию молчаливые и подавленные. Кое у кого в сердце закралось мрачное предчувствие по поводу того, что их ждет на родине. И получилось, что некоторые оставили эшелон тут же, в Петрограде, а другие сошли с поезда в Луге и Пскове, не желая идти навстречу унижениям и издевательствам, которые им столь недвусмысленно обещали теперешние хозяева и вершители судеб желанной родины: на военных беженцев правящие круги белой Латвии смотрели как на вредный, «развращенный» идеями коммунизма элемент. Поэтому так необузданно кричал лакей консула и так презрительно фыркал сам консул.

Холодным, враждебным духом повеяло с запада на возвращающихся домой людей.

…В Петрограде нуждающимся беженцам не приходилось долго ломать голову — их заботило одно: скорее бы везли дальше. Богатые днем ходили по рынкам, скупали дорогие меховые шубы, золотые часы, толстые, широкие обручальные кольца, никелированные самовары и другие ценные вещи; вечерами раздумывали, как все это перевезти через границу. Было известно, сколько и каких вещей разрешается каждому вывозить, но это не облегчало их положения: они накупили полную норму того, что разрешено к провозу, а в чулках еще хранились золотые и серебряные деньги. И чем больше их было, тем больше приходилось ломать голову. К счастью, в эшелоне, помимо богатых, были и бедные — они теперь очень пригодились богатым землякам. Во взаимоотношениях беженцев произошла неожиданная метаморфоза: богатые по-братски приходили к бедным, несли им хлеб, масло, мед, мясо и крупу, щедрой рукой оделяя захиревших попутчиков. За это не требовали ничего, только маленькую, необременительную услугу: перевезти через границу кое-что из ценностей. Бренгулис купил Айе Паруп и Зариене роскошные лисьи шубы и дамские золотые часы. Эрнест Зитар тоже получил прекрасные золотые карманные часы. Многие невзрачные, серые беженцы щеголяли в куньих шапках и солидных купеческих шубах. Правда, это было лишь временное великолепие — до Ритупе, не далее, — но разве это уменьшало удовольствие от роскошного наряда? И парадоксально: чем беднее был беженец, тем больше ценили его состоятельные соотечественники, тем большую он мог оказать услугу. Как бы в награду за то, что они так бедны, на них излился теперь дождь радушия — хлеб и колбаса, сало и масло. И лишь теперь выяснилось, какие запасы продуктов таились в мешках земляков в то время, когда у других кровь высыхала в жилах и пепельно-серыми становились от голода лица. Это, конечно, было хорошо, что они отдавали сейчас свои излишки бедным. Но человечнее было бы отдать это им раньше — тогда меньше могил возникло бы у железнодорожного полотна.

Двадцатого ноября беженцы выехали из Петрограда. Все дни, пока поезд стоял здесь, Янка ни разу не видел Лауры. Он не думал о ней. Соленый морской воздух, дыхание большого города, суда и начало новой жизни на время прервали мечты Янки.

Глава четвертая

1

В Острове приказали выгрузить из вагонов вещи. Красноармейцы следили, чтобы ничего не прятали в снег. Конфисковали произведения искусства. Искали золото, деньги, драгоценности. Работники таможни рылись и снегу и местами находили завязанные в носовые платки узелки с золотыми пятирублевками. Они делали свою работу спокойно, но обстоятельно и с юмором.

— Смотрите, товарищи, опять курочка золотое яичко снесла, — шутили они, найдя спрятанный в снегу кружочек золота.

— Толковая птица. Такой холод, а они все еще несутся. Наверно, питание хорошее.

— А еще говорят, что в России голодно.

Зитарам нечего было прятать. Эрнест и

1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 139
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?