— Сейчас твои чи-чи на телевизор разорву!

Садистская гонка за собственными головами, в ход которой Тиллим даже не мог вмешаться, была невыносима. Он зажмурился, но слух его продолжали терзать неуместные реплики обезумевших черепных коробок, а в мозгу с новой силой пульсировало издевательское: «Ты добьешься всего, о чем мечтаешь!» Сколько Тиллим терпел эту пытку, неизвестно, но когда открыл глаза, то пожалел, что не ослеп от увиденного до сих пор. Он оказался закопанным по шею в раскаленную землю, но самым страшным был даже не адский жар, охвативший все тело, не то, что было невозможно пошевелить ни единым членом, а нависшие над ним кованые лошадиные копыта и колесо исполинской колесницы, испачканное кровью и человеческим мозгом и прокладывающее колею смерти всего в каких-нибудь трех метрах прямо напротив его головы.

— Знай же: я ем много мяса, я и тебя съем! — раздался громовой бас откуда-то с высоты.

Тиллим безысходно поднял глаза, увидел, что смертоносной колесницей управляет его двойник, и весь жалкий остаток папалексиевских сил вылился в отчаянный вопль:

— Беда-а-а-а! Беда-а-а-а! Авдотья, не надо!

— Очнись, парень! Приехали! — приговаривал плечистый таксист, тормоша Папалексиева, метавшегося в бреду на заднем сиденье «Волги». — Вставай, говорю!

— Где я? — открыв глаза, испуганным голосом спросил Тиллим.

— Приехали уже, — отвечал водитель. — Забавный ты парень! Что снилось-то?

— Экзамен по вождению сдавал, препятствия объезжал! — придя в себя, юродствовал Папалексиев.

— И как — сдал?

В ответ пассажир безнадежно махнул рукой и, щедро расплатившись, выскочил из машины.

Утром на Чапыгина, 6, разыгрывалась почти гоголевская ситуация: туда нагрянули ревизоры из налоговой полиции. Это были солидные мужчины с цепким взглядом и хищной хваткой. Дорогие костюмы выдавали в них деловых людей, следящих за модой и прилежной оплатой налогов. Вооруженные линзами в тонких золотых оправах, дымя хорошим табаком, они склонились над ворохом бумаг — контрактов, балансов и невесть каких документов. Напряженная тишина, изредка нарушаемая еле слышным разговором, царила в помещении редакции рекламных программ, директор которой, небезызвестный г-н Гладилов, порозовевший, будто от загара, заметно волновался и истекал желчью. Приближенная его помрачневшей персоны и, по совместительству, его законная жена Авдотья Каталова, распространяя запах французских духов, парила в облаках сигаретного дыма, изрыгаемого из ее ярко накрашенных милых губок. Она то бледнела, когда инспектор касался новой папки с бумагами, то заливалась краской, когда тот вглядывался в физиономию директора после очередного ознакомления с документами. Так прошло несколько бесконечно долгих часов. Один из уполномоченных инспекторов, подсев к Гладилову, молвил:

— Проведя предварительный оперативный розыск по факту сокрытия денежных средств, причитающихся в бюджет телевидения, мы обнаружили и неуплату налогов. Так как мы вскрыли факт двойного учета по бухгалтерии, нам хотелось бы услышать разъяснения по этому поводу.

Но Гладилов, которого ревизия застала врасплох, отмалчивался и строил планы прорыва, инспектор же, не дождавшись ответа, продолжал атаковать:

— У нас имеется список фирм, заказывавших вам рекламу, в договорах с ними вы выставляли суммы обычных тарифов, но по приходным ордерам, выписанным вами в бухгалтерии, обозначены суммы по заниженным тарифам. Взгляните сюда: печати и подписи ваши. При этом разница договоров и приходных денег составляет порядка пятидесяти процентов. Если вы не дадите четких пояснений по факту сокрытия доходов, мы будем вынуждены передать дело в прокуратуру.

Ничего вразумительного на сей счет г-н Гладилов ответить не мог, он лишь, широко открывая рот, делал большие вдохи и упрямо молчал, наливаясь пурпуром. В этот трагический момент, когда директор балансировал на грани свободы и тюремного пайка, в помещение с хохотом влетел ликующий Тиллим Папалексиев. Прежде чем примчаться на телевидение, он не один час бегал вокруг Петропавловки, дабы хорошенько зарядиться и творить разоблачение во всеоружии, а еще для того, чтобы убедиться в нерушимости вековой твердыни Петербурга. Он кричал на всю редакцию:

— Это я все устроил! Я про них все знаю!

Торжествующе подскочив к г-ну Гладилову, Тиллим осыпал его насмешками:

— Да вы понимаете, кто вы такой? Вы преступник! Что вы из себя представляете? Астролог доморощенный.

Обратясь к представителям налоговой полиции, он осклабился и тут же разоблачающим тоном заявил:

— И это еще не все, господа! Сейчас такое про него расскажу! Тако-ое!!!

Положив руку на плечо своего бывшего шефа, Тиллим поспешил продолжить:

— Я теперь все про него знаю.

Однако узнать все о г-не Гладилове ему не удавалось: уникальной способностью улавливать мысли ближнего Тиллим уже не обладал. Сам г-н Гладилов сидел неподвижно, не выказывая никаких чувств, как загипнотизированный. Отвлеченные инспектора с удивлением оглядывали непрошеного гостя, предлагающего им свою помощь, подозревая в появлении его персоны тонко спланированный подвох нарушителей налогового законодательства.

— Кто это? — послышался чей-то вопрос.

— Не знаю. Ворвался, кричит… Подозрительный тип!

— Похоже, представление разыгрывают, а это — их человек.

Папалексиев же продолжал бесцеремонно щупать г-на Гладилова за плечи, спину, руки, что со стороны весьма напоминало процедуру обыска. Наконец Тиллим залез к директору под рубашку, но, ничего не ощущая, так и остался без информации. Потеря телепатического дара не столько расстроила Тиллима, сколько озадачила — он еще не мог понять, почему утренняя пробежка не дала результата, однако за неимением большего Тиллим положился на изворотливые качества, присущие ему от рождения. Чтобы создать видимость собственной значимости и тем самым избежать полного фиаско, он схватил со стола Гладилова первую попавшуюся книгу и, открыв страницу, заложенную закладкой, стал излагать вслух подчеркнутое красным карандашом:

— Если вы родились под знаком Близнецов…

Тиллим долго, с выражением, читал всевозможные гороскопы, кропотливо собираемые директором рекламной редакции телевидения, среди них, между прочим, он нашел и собственный гороскоп-досье, педантично составленный доморощенным астрологом. Ревизоры очень скоро утратили всякий интерес к Тиллиму, решив в конце концов, что это местный чудак — существо совершенно безобидное, и углубились в изучение финансовой документации. Г-н Гладилов Тиллимова чтения не слышал, так как столь неожиданных потрясений вынести не смог и пребывал в глубоком обмороке. Рядом беспомощно суетилась растрепанная, с лицом, вымазанным расплывшейся тушью для ресниц, Авдотья Каталова. «Несравненная Авдотья Каталова!» — подумал Тиллим, ухмыляясь. На телевидении ему было уже решительно нечего делать.