Огюстен соскочил с подножки и быстро уладил формальности. Через несколько минут он уже внес меня в просторную комнату. Я хотела было пойти сама, но подумав, что босая девушка в одном одеяле произведет более странное впечатление, нежели девушка в одеяле на руках заботливого молодого человека, которую можно было принять за больную. Потому и не стала сопротивляться.

Конечно, не возражала я и против обеда. Когда слуга принес щедро уставленный поднос, Огюстен поначалу пытался проявить куртуазность, но, посмотрев, как я, словно голодный бродяга, обгладываю одно куриное крылышко за другим, шумно запивая все сладким красным вином, и сам с воодушевлением вгрызся в курицу с золотистой корочкой. Позабыв о манерах, мы, как Гаргантюа и Пантагрюэль, ломали хлеб руками, запихивали в рот оливки, черпали ложками тушеную в сливочном масле морковь, с жадностью поглощали козий сыр и зелень целыми пучками. Да что говорить! Я бы съела сейчас и барана целиком, и гуся на вертеле – только подавай.

Мало того что мы с Огюстеном потеряли кровь, мы к тому же не ели как следует со времен Перужа. Нашу трапезу прервала только служанка, принесшая по просьбе Огюстена ворох платьев и туфли на выбор из соседней лавки. Я махнула рукой и не стала отвлекаться от еды.

Воистину это была не трапеза, а истекающее слюнками обжорское безобразие. Мысленно добавив чревоугодие к своим множащимся грехам, я только через полчаса почувствовала себя, наконец, человеком. По окончании пирушки за круглым столиком теплая тяжесть туго набитых животов заставила нас разойтись по спальням. Упав на мягкую перину, я тотчас услышала из соседней комнаты раскатистый храп моего великана. Чутье, убаюканное всплесками вина в моем желудке, молчало, сладко посапывая, а потому и я отдалась в руки Морфея.

Не знаю, сколько я наслаждалась сном, но внезапно с колотящимся сердцем подскочила на кровати. На улице солнечно нежился майский вечер, но я точно знала: ему не суждено блаженствовать долго – на Бург-ан-Бресс надвигается черная вьюга.

Я спрыгнула с кровати и, прошлепав по деревянному полу босыми пятками, в мгновение ока оказалась у окна. Постоялый двор обыденно шумел: судачили тетки у лавки с сырами, чистенький хозяин гостиницы, румяный, словно утренний круассан на блюдце, незлобно журил молодчика, понесшего куда-то не туда бочонок с вином. С бургундским, наверное, ведь до Бургундии рукой подать. Бегали мальчишки, перепрыгивая через небольшой ручей, журчащий на той стороне улицы. Дворянин в фиолетовом камзоле спешился с рыжего жеребца и, передавая поводья слуге, указывал хлыстом на восток.

Я тоже взглянула туда. По вечернему небу на город ползла туча, похожая на пятно сажи на чистой, чуть подсиненной простыне. Слуга, нахмурившись, покачал головой. Я убрала со лба прядь за ухо. В сердце нарастало беспокойство. Где-то встревоженно завыли собаки. Голуби и воробьи вспорхнули и унеслись куда-то стайками. Значит, будущее ненастье чувствую не только я. Демон… чернильный демон, вселившийся в Этьена, вероятно, с радостью утянет себе еще пару-другую добрых горожан, как утащил вчера в реке стражников.

Обхватив себя руками, я снова обвела взглядом женщин, хозяина гостиницы, слуг, посыльных, мальчишек. Доживут ли они до завтрашнего утра? Но, возможно, демон просто охотится за камнем, а значит, опасаться его стоит только мне?

Из соседней комнаты больше не доносился сотрясающий стены храп. Огюстен тоже проснулся? Я переступила с ноги на ногу. Что же делать? Снова убегать, мчаться прочь, загоняя коней? Отчего-то это показалось неправильным. Что помешает демону последовать за мной до Парижа? Убить и завладеть камнем? Пожалуй, ничего. Вдруг откуда-то из глубины моих мыслей мерзенький голос вякнул: «Если демон лишится Этьенового тела, ему придется вернуться туда, откуда пришел. Договора-то больше ни с кем не было…» Я рассердилась сама на себя и замотала головой, прогоняя наваждение, – прямо передо мной возникло мертвенно-серое лицо Этьена. Господи, помоги! Его надо вытащить, спасти любыми средствами! Эх, была бы рядом мадам Тэйра, подсказала бы как, но, увы.

Пытаясь унять панику, я отошла от окна. Пару часов у меня есть, если верить предчувствию. Мой взгляд упал на ворох одежды на сундуке у входа, а затем на видавшую виды, изодранную рубашку, скрывающую мою наготу. Для начала надо одеться. В любом случае оставаться здесь или ехать в столицу в таком виде не комильфо. Недолго думая, я взяла первое попавшееся платье – темно-синее с белым воротничком, как для воспитанницы монастыря.

По-спартански умывшись из кувшина и наскоро протерев тело смоченным в холодной воде полотенцем, я принялась одеваться. Поспешно застегивая крючки у талии, подумала: «А что если пойти в церковь, что если там есть достойный священник, способный изгнать из Этьена проклятого демона?» Идея была бы хороша, если бы прошлой ночью не довелось встретиться с настоящим изувером в церковной рясе. Вдруг они все такие? Святые угодники, оградите! Нет, никак нельзя снова попасть в руки мучителям ни мне, ни Этьену!

Не присматриваясь, я выбрала туфли по размеру – те, что поудобнее, начала заплетать косу, и тут меня осенило: а ведь лекарь потому и отдал инквизиторам сына, что не знал, как изгнать демона. Для него сына больше не существовало. И демон из озера тоже был не нужен. Проклятый чернокнижник получил, что хотел! Холодок пробежал у меня по спине. Лекарь попросту воспользовался той лазейкой, что позволяла ему общаться с потусторонними духами через тело сына, когда тот был еще мальчишкой – мадам Тэйра поставила защиту, но каким-то образом ее удалось снять…

И вдруг я похолодела, ибо внутренний голос безапелляционно заявил: «Ты сама ее и сняла, когда целовала. Не только ослепила своим огнем, но еще и сожгла напрочь все «замки», обезоружила Этьена перед старыми знакомыми. Довольна?» И я снова увидела перед собой бледное, без кровинки лицо с черными прорезями глаз. Меня затрясло: вдруг, он, и правда, уже мертв?

Я опустилась на сундук, стиснув в пальцах рубин. Он жег кожу, и без чужих объяснений стало понятно: это ключ. Ключ к нашему роду. Вспомнились алчные красные зрачки демона… Да, он хочет больше. И хочет не дар, и совсем не меня – демон жаждет больше душ, больше тел, больше возможностей. Страшно.

Тысячей иголочек рубин заколол кожу, и, закрыв глаза, я прижала его к груди обеими руками: «Умный камень! Расскажи, как помочь Этьену. Покажи мне его! Научи, что делать. Вдруг ты знаешь». И тотчас голова закружилась, разметая обрывки мыслей. Гостиница, звуки за окном исчезли, будто и не было ничего на свете, кроме меня. Я летела, падала внутрь себя, в белый колодец, разверзшийся в центре сердца. Меня несло на слепящий, сияющий вдали свет так быстро, что захватывало дух. И вдруг все прекратилось – я оказалась в комнате, пронизанной чистыми белыми лучами. Не думая зачем, я зажала свет в жменю, а когда разжала ее, белое искристое облачко послушно покоилось на моей ладони, распускаясь, словно кусочек меха после того, как его сдавишь пальцами, а потом отпустишь. Изумленная, я погнала облачко к себе, и оно впиталось в мою грудь, распространяя сладкие, немного щекотные искры.

– Ты же не играть сюда пришла? – послышался мелодичный голос.