Его Учитель...

Вот он, путь распада, путь наполнителя нужников. Он начинался отсюда. Воздаяния нет. Живи этим днём. Бери всё лучшее... Подумать только! Даже этому ничтожному frocсio с изрытой оспой физиономией - тоже подавай все лучшее!! Хорошо, если лучшим в жизни он считает мерное движение cazzo в своем заду, но ведь нет... Чем ничтожней наполнитель нужников, тем на более изысканную пищу, на лучшее место в обществе, на большие блага жизни он претендует. Подавай ему пурпур и шёлк, изыски явств и вин, упоение плоти. Но кто же ему их даст - жадному нищему и сластолюбивому выродку? Только уголовщина или дьявол. "Если нет иной жизни - дурак, кто воздерживается от страстей; дурак, кто не предается разврату, блуду и скверне, обжорству, мотовству и пьянству, алчности, грабежам, насилиям и иным порокам!" Всё верно. К тому же для этих андреа иной жизни нет и не будет - ничтожные душонки наполнителей нужников не вмещают Вечности...

Но ведь не только мирских благ жаждут эти ничтожества, - иные замахиваются и на власть! Блаженный Августин полагал что только "шайка разбойников" может быть на вершине светской государственной пирамиды. Но Церковь обуздала власть. Править могут лучшие, достойные, люди Бога, но - после трех обетов - нестяжания, целомудрия и послушания. Только такие не разграбят бездарно богатство своей земли, не погубят государство своей ленью и блудливостью. Предел наследованию власти положен целибатом для духовенства. Любая же светская структура власти вернёт нас ко временам Августина. К тому и идёт... Ох, Перетто...

Слабость Вианданте прошла, сменившись леденящей душу злобой. Даже титаническим усилием воли он не смог подавить её приступ. Взгляд его отяжелел, стал страшным, глазами палача он смерил Диосиоконте. Живописец, смелостью никогда не отличавшийся, почувствовал, как сковывает его липкий и тягучий страх. Инквизитор знал, что пачкун, выйдя отсюда, прямым путем направится в сопровождении Элиа в Трибунал, и эта мысль помогла ему справиться с собой. Вианданте сумел даже улыбнуться. Живописца, однако, эта улыбка привела в состояние ещё более нервозное. Элиа, тщательно исследуя мастерскую, оглядывал запасники и мольберты. Инквизитор молча в упор, всё ещё улыбаясь застывшими губами и мерно постукивая пальцами по столу, молча смотрел на Диосиоконте и, заметив, что пальцы художника нервно мнут тряпицу, откинулся в кресле.

- Чтобы претендовать на всё лучшее в жизни, не надо ли для начала самому стать достойным всего лучшего? - Этот выпад не оскорбил, но ещё больше напугал Диосиоконте. В городе все были наслышаны об этом человеке, которому молва, ни в чём не знавшая удержу, приписала почти сверхъестественные ум и прозорливость. Вианданте между тем снова взглянул на Диосиоконте. - Вы уже были у Джордано? Распорядились отвезти малыша в монастырь? Или мы вам помешали?

Он не рассчитал силы собственного удара и слабости противника. Глаза Диосиоконте закатились, и он навзничь рухнул на пол. Элиа, рассматривая полотна в мастерской, обернулся, услышав за спиной звук падающего тела. Вздохнул, перешагнул через обморочного, и сел рядом с Джеронимо.

- Если дети ещё живы, - они в месте, известном этому слизняку. Ночь не поспишь. Это даже не допрос третьей степени. Это - степень запредельная. - Услышав, что Диосиоконте зашевелился на полу, продолжил чуть громче. - Если к утру он не скажет, где дети, перережь мерзавцу горло и вышвырни в выгребную яму. - Говоря это, Вианданте слегка подмигнул Элиа. Тот кивнул, чуть улыбнувшись в ответ. Встал, подошёл к дверному пролёту, и крикнул: "Луиджи!" Незамедлительно показался Салуццо. "Надо препроводить в Трибунал". Салуццо деловито оглядел распростёртое на полу тело, подхватил его было, и тут же бросил. "Чёрт возьми!!" "Что такое, Луиджи? Только не говори, что он тяжёл, как Голиаф".

На лице Салуццо была столь смешанная гамма чувств, что разобраться в оттенках было трудно.

- Насчёт Голиафа не знаю, а вот что обделался негодяй до невозможности - несомненно.

Джеронимо и Элиа, переглянувшись, подошли поближе, и правота Салуццо ударила им в нос. "Что же делать? Не могу же я перекинуть его через седло - он замажет мою кобылу". Подобные казусы в Трибунале не были предусмотрены. Между тем вонь распространилась по всей мастерской.

- Надо было быть осторожнее, ты же знал, что имеешь дело с... не мужчиной. - Элиа зажал нос.

Раздражение Вианданте усугубилось недостатком свежего воздуха и незаслуженным, на его взгляд, упрёком.

- Ничего я не знал, - резко высказался он, - а лишь высказал обоснованное предположение, так сказать, догадку, - при этом непохоже было, чтобы инквизитор раскаивался, - не мог же я знать, что мехи столь дырявы. Нелепо корить себя за отсутствие дара предвидения. - Империали гордо вскинул голову, стараясь не дышать. - Я не нагрешил.

Однако, воняло мерзостно, дышать становилось вообще невозможно, и надо было принимать решение. И в этих сложных обстоятельствах инквизитор лишний раз продемонстрировал быстроту мышления и решительность. "Вашей кобылой, Салуццо, придется пожертвовать. Я распоряжусь выдать вам к Адвенту десять дукатов, компенсацию за причиненные неудобства".

За такие деньги можно было купить новую лошадь, не то, что помыть старую. Это было тем более кстати, что Луиджи решил наконец покончить с холостой жизнью и посвататься к дочке Никколозы Чекко - Элизе. Он схватил пачкуна под мышки и бодро поволок засранца на улицу. За ним поспешно вышли и прокурор с инквизитором, торопливо отошли от двери и несколько минут с наслаждением вдыхали свежий морозный воздух.

- Ну а теперь нанесём визит в ломбард.

Однако, с этим пришлось повременить. Элиа в недоумении замер посреди улицы. "Его нет дома". "Почему?""Потому что нет ни Пастиччино, ни Батальи. Они увидели бы меня, и уже подошли бы. Стало быть, улетел куда-то сокол наш ясный". "Скажи лучше, улизнул кот паскудный..."

- Никуда он не денется. Разве что черти в ад унесут.

- Ладно, не будем зря терять время,- решил Вианданте.- Иди в Трибунал, допроси засранца. Подойдет Пастиччино - узнай, где этот котяра лазил. Дежурить около ломбарда всю ночь. Пошли кого-нибудь сменить Баталью. А я все же навещу донну Мирелли, потом зайду в Трибунал. Я должен завтра опередить Пасколи у Клезио.

* * *

Донна Альбина, укутавшись в огромную шаль, смотрела на пламя камина, и приветствовала инквизитора только кивком головы. "Здравствуйте, мой мальчик". "Вам нездоровится, синьора?" "Нет, я просто мерзну с наступлением холодов".

- У вас нехорошее лицо сегодня, - подняла она на него серые глаза, - словно вы раздавили жабу.

- Ещё не раздавил. - Вианданте коротко рассказал о жалобе капеллана и начале расследования. Синьора молча выслушала Джеронимо.

- И это всё? Мне показалось, вас гнетёт что-то ещё.

- Да, но это... Этот штукатур, подражающий Ботичелли, упомянул Учителя... Ну, да это подождёт. Кто, по-вашему, может быть в их компании?

- Не знаю. Сами понимаете, мой мальчик, такие склонности никто не афиширует. Слишком попахивает костром. Тем более - дети... - Она снова невидящим взглядом уставилась в пламя. - Постойте-ка... Пасколи... Роберто Винебальдо постоянно сновал рядом... Не припомню, что бы антиквар интересовался женщинами...