- А что так сильно взволновало вас, синьор Пасколи? - голос Империали прозвучал под церковными сводами как колокол. - Синьор Бельтрамо обратился ко мне с просьбой расследовать пропажу детей, и ваш гнев по этому поводу заставляет меня предполагать, что для вас почему-то нежелательно, чтобы святая Инквизиция интересовалась их судьбой.

Внезапное появление главы Трибунала смертельно перепугало Пасколи, но стократ ужасней прозвучали его слова. Это была страшная угроза, и Пасколи побелел. "Сегодня будет допрошен арестованный синьор Винебальдо, которого вы столь спешно посетили ночью, продолжил Вианданте, и если он не скажет..." Джеронимо не договорил. Пасколи зашатался, попытался схватить руками воздух, и рухнул на мраморные плиты пола.

Вианданте это даже взбесило. Не хватало, что бы и этот нагадил в штаны! Превращать Трибунал в нужник, смердеть в епископском дворце - это оскорбление не только принципа неотвратимости наказания, но и основ святой веры нашей! Клезио, поглядев на обморочного, деловито поинтересовался, когда завершится расследование? "Молитесь, ваше высокопреосвященство, да вразумит Господь заблудшие души и приведёт их на путь покаяния". И схватив негоцианта за шиворот, Вианданте поволок его к выходу. По пути осторожно принюхивался, но дурных запахов не различил. И то - слава Богу!

Передав его у порога в руки эскорта, направился в Трибунал, где застал Элиа, поглощавшего пирожки, принесённые сестрой. Джеронимо давно заметил это различие между собой и Элиа. Сам он, нервничая, не мог проглотить ни кусочка, между тем, как у Элиа признаком возросшей нервозности был как раз удваивающийся аппетит. При этом - непонятно, куда что девалось? Элиа не только не толстел, но даже в последнее время удивлял его своей аскетичной худобой. Из каземата доносились вопли и удары бича, в канцелярию то и дело забегали то Баталья, то Пастиччино, отряд денунциантов стоял наготове. "Не мог же язвенник за тот час, что прошёл от посещения Пасколи до его ареста, убить малышей? Ведь всего только час! Куда он мог деть их? Одному восемь, другому - девять, третьему - одиннадцать лет. Это, конечно, свидетели". Вианданте судорожно вздохнул. Но если он и успел разделаться с ними, где трупы? В домах нет, он это чувствовал. Это должно быть здание с подвалом, но не на окраине - там, где мало людей, любой заметен. Где-то рядом в центре, но где? Он резко поднялся, закинув полу плаща на плечо, толкнул дверь, ведущую в каземат. Спустился вниз по высоким ступеням винтообразной лестницы, прошёл узкий коридор и оказался, наконец, в камере пыток. Спина растянутого на козлах антиквара превратилась в кровавое месиво.

Вианданте дал палачу знак прекратить.

- Арестованный трибуналом Андреа Диосиоконте дал показания, согласно которым синьором Анджело Пасколи для ваших распутных нужд были украдены из монастырской капеллы певчие, трое мальчиков. Вышеупомянутый Диосиоконте свидетельствует, что видел детей в вашем доме. Куда вы их дели, Винебальдо?

Антиквар молчал. Вианданте отчасти понимал его. Свидетельства Диосиоконте, самого состоявшего, как он признал, в богопротивной связи с Пасколи, и показаний самого Пасколи, когда тот разговорится, для обвинения бы хватило, но самым страшным обвинением были бы показания детей. Рассказать о местопребывании таких свидетелей было бы самоубийством. Пообещать, что за жизнь детей он оставит жизнь ему? Антиквар не был глупцом. Инквизитор вздохнул.

Неожиданно в дверях показался Салуццо. "Мессир Империали!" Вианданте обернулся. Луиджи ткнул пальцем на сваленную в углу одежду Винебальдо. "Можно мы возьмём его сапог?""Зачем?" "Может, ершик найдет...""Что? О чём ты, Луиджи? Какой ершик?""Дадим, говорю, сапог понюхать моему псу Сковолино, может, он приведёт туда, где он был ночью?" Взгляд Вианданте просветлел. "Черт возьми!" Вытащил из кучи тряпья сапоги. "Пошли". И оба, не оборачиваясь, стали подниматься по лестнице. Выйдя на свет, зажмурились. Элиа уже ждал Салуццо, держа за ошейник Ершика - поджарого пса трудноопределимой масти и породы. Втроём они, оседлав лошадей, помчались к дому антиквара. Сковолино не отставал ни на шаг.

в которой расследование дела содомитов заканчивается благодаря собачьему нюху, а не прозорливости инквизитора, сам же инквизитор при этом рычит, как озлобленный пёс, и начинает помышлять о возвращении в монастырь.

От ворот дома антиквара Ершик, вдумчиво внюхавшись в сапог, сначала покрутился волчком, потом ринулся было обратно к Трибуналу, но был удержан Салуццо и снова возвращён к воротам. На приказание искать ещё, покосился на хозяина круглым, как бусина, тёмным глазом. Снова покрутился у ворот, и снова сделал попытку рвануть к Трибуналу. Чёрт возьми!

- Ну, приведёт он нас в камеру, и что?

- Но если он никуда больше не идёт, значит, дети в доме.

- Но там даже половицы подняты!

"Постойте, пойдем за псом". Сковолино яростно тянул поводок к площади. Однако, у епископского дворца пёс резко свернул в проулок, и понёсся по песчаной дорожке, остановившись там, где накануне Элиа с Джеронимо уже побывали - у дверей в мастерскую Диосиоконте. Оба переглянулись, Вианданте, не задумываясь, выбил ногой запертую дверь, повисшую на одной петле, и первый прошёл внутрь. Вчера Элиа осматривал мастерскую, но где тут спрячешь детей-то? Оба снова методично обошли помещение, забитое картинами и холстами. Обернувшись к окну, инквизитор заметил, что Салуццо не принимает никакого участия в поисках, а задумчиво смотрит на собаку. Сковолино, в свою очередь, улегся у стены и смотрел на хозяина грустными глазами. Элиа, пожаловавшийся на то, что запах дерьма не выветрился и за целую ночь, тоже замолчал, уставившись на пса. "Странно, тут что-то не то". Вианданте уже осенило. "Ну, разумеется". Он прошагал из угла в угол, прошёл вдоль ещё одной стены, скрупулезно отсчитывая шаги. Выскочил на улицу. Через несколько минут вернулся. "От угла стены до следующего - пятьдесят шагов, а внутри - двадцать семь. На фронтальной стене и снаружи, и внутри - сорок шагов. Я не Фибоначчи, но чего-то тут до золотого сечения недостаёт". "Надо понять, как открывается стена. Где-то должен быть рычаг", пробормотал Элиа.

- Я тут за дверью видел кирку, - сообщил Салуццо.

Между поисками неизвестного рычага и применением столь осязаемого инструмента Вианданте, не задумываясь, выбрал последнее. Под первым же его ударом в стене образовалась трещина до самого потолка, затем отверстие было расширено двумя страшными ударами до размера, способного пропустить лошадь. Не успели упасть на пол последние куски штукатурки и осесть пыль, как в отверстие метнулся Ершик и жалобно заскулил. Открывшееся помещение было достаточно уютным, если сделать поправку на пыль, и большую его часть занимала кровать с роскошным балдахином. Инквизитор прошёл по комнате. "Ну, конечно, вот оно". За пологом кровати была крохотная дверь, ведущая в подвал. Вианданте выбил замок и спустился вниз. Три связанных по рукам и ногам детских тела лежали между стеной и лавкой. Вианданте на негнущихся ногах подошёл и прикоснулся к ноге ребенка. Наклонился над плечом другого и головой третьего.

Дети были задушены, тела давно остыли. От жуткого рычания, изданного инквизитором, у Луиджи зашевелились волосы на голове, Элиа побледнел, а Сковолино испуганно присел на задних лапах, прижав острые уши к голове.