Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна из машинок выпала из его руки.
Пасечник наклонился, подхватил игрушку, прошел к ближайшему креслу. Сев, устроил мальчика на колене, покачал немного. Он, похоже, забыл обо всем на свете.
— Тебе идет, — заметил Кобзарь.
Быстро дошло — ляпнул лишнее. Но младшие уже замолчали, женщина вышла к ним, остановилась, внимательно осмотрев каждого. Задержала взгляд на мальчике, решила не забирать его у дяди, спросила коротко:
— Маша жива?
— Почему так сразу…
— Маша — жива? — Она не слушала Олега.
— Вы Людмила?
— Людмила. Маша…
— Ее убили.
Он не собирался говорить вот так сразу, без подготовки. Но тон и манеры женщины не оставили выбора. Ждал истерики, слез, криков. Вместо этого Людмила судорожно сглотнула, легко взяла мальчика у Пасечника, опустила на ковер посреди комнаты. Тот что-то пролепетал, принялся катать машинки вокруг себя. Только после этого она произнесла:
— Она знала. И я знала.
— Что вы знали?
— Вы кто? Полиция? Мне из полиции звонили.
— Мы друзья. — Игорь поднялся, расстегнул пальто. — Анна у вас?
— Дочка Мэри, — добавил Кобзарь.
— Где же ей еще быть? Спит. Теперь у меня трое. Как мужу объяснить… Он сразу в полицию хотел…
Кобзарь и Пасечник переглянулись.
— Присядем, — сказал Олег.
Разместились так, чтобы Людмила оказалась между ними. Она молчала, ожидая других вопросов. И те не задержались: Кобзарь уже был в своей стихии.
— Почему сразу в полицию? Где муж, кстати?
— За границей, неделю уже. Партнеры, бизнес…
— Не о бизнесе речь. Что его напрягло?
— Маша приехала к нам с Аней и одной сумкой вещей. Детских преимущественно. Все, что имею, сказала. — Только теперь Люда шмыгнула носом. — Телефон выбросила вместе с карточкой. Новый купила, номер дала только мне. Объяснила: деваться некуда, но долго не проживет. Просила приютить на неделю-две, пока дела порешает. Мне без разницы, даже лучше, потому что мужа постоянно нет, бизнес же… Детей двое. Долго не было, знаете, и тут пошло. Не понимаете, мне же тридцать семь…
— Все понимаем, — вставил Пасечник. — Мария объяснила причину?
— Какую причину?
— От кого убегала? Чего боялась?
— При муже — нет. Меня просила ему ничего не говорить. Для него версия: поссорилась с отцом Анны, ушла с тем, что имела.
— Так, а на самом деле? — снова вступил Олег.
— Ее… не знаю, как правильно… Папа ребенка, друг, любовник, тот, кто содержал… Бандит он, короче.
— Прямо так и бандит?
— Маша сказала. Что-то связанное с торговлей людьми, в подробности я сама не хотела влезать. А ей, видите, оказалось не все равно. Только она глупость спорола.
Кобзарь и Пасечник снова переглянулись.
— Что значит — глупость?
— Я отговаривала ее! — Людмила вдруг огрызнулась, куда только подевалась немолодая уже домашняя мамаша. — Кто меня слушал? Все талдычила: знаю, где у этого Кащея смерть, в каком яйце его иголка! Хвастался ей! Машка строила из себя крутую шантажистку! Решила выдоить у него чуть ли не пожизненное обеспечение для себя и малой! Заслужил, кричала! Не обеднеет!
Как все банально.
Почему-то простое и очевидное решение пришло в голову в последнюю очередь.
— Мария кому-то звонила?
— Не сразу. Переждала где-то дней восемь. Потом дала о себе знать.
— Кому?
— Понятия не имею. Оставляла на меня Аньку, ездила в Киев на какие-то встречи несколько раз. Грешным делом думала — выследят. А она сама предупредила: не будет возвращаться, пока не запутает следы.
— Путала?
— Так зачем же и ездила! Мобилкой не пользовалась. Купила карточку телефонную на почте. По своим делам звонила кому-то из разных автоматов. Так запутать легче, по ее словам.
— Детей же кормить надо, — произнес Игорь.
— Надо. Моя Юлька и ее Анька на искусственном. Кузя, — она кивнула на мальчика, — тоже. Обе имеем с молоком проблемы. Ей еще кесарево делали, хотя это не связано. А может, и связано. Питания хватает, слава богу.
Боковым зрением Кобзарь уловил — Пасечник снова хочет что-то спросить. Остановил его, в который раз перехватывая инициативу:
— Вы же в одной палате лежали.
— Лежали.
— Вас муж привез?
— Не сосед же.
— А Марию кто?
— Она уже там была. И, если честно, мне тогда как-то все равно было.
— Иначе спрошу. — Олег подался вперед. — К ней кто-то приезжал?
— В палату не пускают.
— Это ясно. Но кто-то же должен был проведывать. — Терпения у него оставалось немного.
— Так и наведывался кто-то. Цветы, фрукты.
— Она не говорила…
— Я не спрашивала! — отрезала Люда.
Кобзаря начало понемногу трясти.
— Вас в один день забирали из роддома?
— Ну… да.
— За вами муж приехал. За Марией с ребенком — кто?
— Мужик какой-то. Внутрь не зашел. Ожидал возле входа. На джипе приехал. Обратила внимание, что сумку у нее взял левой рукой.
Почему-то Кобзарь не удивился.
— Хорошо. Вы, так понимаю, все это время общались.
— Я звонила чаще. С двумя дома одной не очень. Вроде хорошо, что сюда переехали. Давно мечтали о своем доме за городом. С другой стороны, все подружки там. Развлекала себя так, звонила девчонкам.
— Вы удивились, когда Мария упала как снег на голову?
— Она объяснила: тут ее точно искать не будут. А про снег на голову — в точку. Сначала позвонила будто бы в гости напроситься. Разве ж я против? А как приехала — здрасьте, поживу у вас тут немного. Но я вошла в положение. — Люда уже совсем освоилась. — Я второй раз замужем. От первого мужа сбежала в чем была. Даже без вещей. Дрался.
— Маша знала?
— Так девчонки ж в роддоме друг от друга секретов не держат!
Наконец Олег сложил в голове все от начала до конца.
Найти бы теперь отца Анны.
И свое место в этой истории, которую теперь делало странной именно его, Олега Кобзаря, присутствие в ней.
— На девочку можно взглянуть? — Пасечник встал.
— Спит, сказала же.
— Я тихо.
Ожил телефон Кобзаря.
Вера Холод.
Единственная, кому он решил дать удобный, не подлежащий определению номер, и то лишь сегодня утром.