— Стой! — приказал Олег, наставив на Тимура пистолет.

Конечно, тот не остановился. Подражая персонажу из фильмов о супергероях, плавно наклонился, нырнув под пулю, не дал Кобзарю выстрелить во второй раз — вдруг вырос рядом, совсем близко, перехватил вооруженную руку.

— Идиот! — гаркнул он, брызгая слюной в лицо. — Ничего не знаешь! Вписался в дерьмо, баран!

— Брось оружие! — Это все, что смог выдавить из себя Олег.

— И что будет? Малая где, Анна?! Дай — я с ней уйду!

— Еще чего!

— Лох ты, Лилик!

Нагорный орудовал левой, Кобзарь в запале забыл об этом. Удар пришел с левой стороны, хотя он настроился отбить правую. Из глаз снова посыпались искры, а пистолет уже падал на пол. Олег дернулся, пробуя освободиться. Но тиски Нагорного держали крепко.

— Это не твое! — крикнул он.

Кобзарь пнул его ниже колена.

Упали оба.

Нагорный оказался ловчее. Перекатился, выпрямился быстрее. Замахнулся ногой, обрушил на руку Олега весь вес своего тела. Кобзарь сперва услышал хруст, потом рука онемела, и только затем пришла боль — резкая, жгучая, которая пронзила не только сломанную руку, а и все тело.

Извиваясь ужом, держа поврежденную руку вдоль тела, он пополз к стене, глядя снизу вверх на довольного исходом схватки врага.

— Я тебя не застрелю, Лилик. Ты же хочешь все знать? Так я тебе все и скажу! А потом попробуй с этим…

Грохот.

Еще раз.

Снова.

Нагорный глянул на Кобзаря удивленно. Склонил голову набок, будто бы собираясь сказать что-то философское. Потом попытался развернуться назад, откуда стреляли.

Грохнуло в четвертый раз.

Голова его брызнула красным. Раскололась, как арбуз.

Он упал.

Заодно осел на пол Пасечник, который смог выстрелить, только опершись раненой левой стороной на дверной косяк.

Потом они вывели Люду и детей из укрытия.

Все забились в небольшую кладовку на кухне. Раненый Пасечник прошел первым, открыл двери. Увидев кровь на его руках и одежде, женщина вскрикнула, сильнее прижав к себе обоих младенцев. Те успели успокоиться, как только воцарилась тишина, но вдруг снова дружно заверещали. Мальчик вцепился маме в ногу, тоже заревел в голос.

— Дай! Давай!

Пасечник протягивал обе руки, уцелевшую правую и простреленную левую. Кобзарь, придерживая своей левой сломанную Нагорным правую, стоял сбоку и со своего места видел, как Игорь морщится от боли. Но все равно тянулся к детям — и Людмила, повернувшись боком и шагнув ближе, передала одного из малышей.

— Иди к дяде, Аня.

— Это Анна? — переспросил Олег.

Медвежонок крепко прижал девочку к груди одной рукой. Она продолжала плакать. Пасечник покачал ее, будто по привычке, хотя никогда не имел отцовского опыта. Странно, но Анна стала реветь тише.

— А это — Юлия. Тш-ш-ш-ш. — Губы Людмилы коснулись макушки дочки. — И Кузьма…

— С Кузей вроде знакомы. — Кобзарь попытался улыбнуться, но вышла гримаса. — Все целы?

Спросил он на всякий случай. Потому что видел: с ними все хорошо, если не считать сильного испуга. Людмила молча кивнула, легонько подтолкнула мальчика, чтобы выходил, наконец выбралась из кладовки сама. Тем временем Пасечник понес Аню, бросил через плечо:

— Осторожно, кровь! Под ноги смотрите.

Маленький Кузьма повел себя на удивление спокойно. Побежал из кухни в прихожую, на труп с простреленной головой не обратил внимания, и Олегу осталось только придержать мальчика, чтобы не запачкался кровью. Из меньшей комнаты, где дети были раньше, послышался стон. Людмила вскрикнула, шагнула назад, тут же передумала — последовала за малышом.

— Кузя! Не ходи туда, Кузя!

— Ничего ему не будет, — успокоил Кобзарь и кивнул на ступеньки, которые вели на второй этаж. — Там есть где детей положить?

— Спальня…

— Несите туда и будьте там, пока полиция не приедет.

Мальчик уже сам карабкался наверх, успев даже найти одну из своих машинок. Странным образом игрушка оказалась в прихожей, отлетела в угол, очевидно попав кому-то из бойцов под ногу. Люда заглянула в комнату. Пасечник уже уложил Аню на диван и сидел рядом, не сводя глаз с ребенка.

— Я присмотрю, — бросил Игорь. — Не переживайте, уже все нормально.

— Какое нормально, крови полон дом… Машка, Машка, вот же ж наделала ты горя, себе и людям.

Людмила быстро побежала по лестнице. Маленький Кузьма засуетился, поспешил за мамой. Кобзарь дернулся к нему, боясь, что мальчик упадет. Но тот уже давно освоил маршрут, чувствовал себя на ступеньках уверенно, даже не воспринимал их как препятствие. Так что Олег вошел в комнату, склонился над Анной.

Он сразу отказался от намерения угадать по ее личику, на кого из Вериг девочка может быть похожа. И отца, и сына Кобзарь видел лишь на снимках. Дурное и напрасное дело — высматривать на лице годовалого ребенка сходство с людьми, которых никогда не встречал вживую. Похожа ли дочка на свою маму, которую Олег знал недолго, но близко?.. Он поймал себя на мысли, что рассмотреть Мэри, изучить черты ее лица ему не удалось. Большую часть времени они говорили или в мартовских сумерках, или при не очень ярком свете.

— Нагорный приходил за ней.

— Ага, он кричал что-то такое, — сказал Пасечник.

— Значит, я прав. — Олег поймал вопросительный взгляд, коснулся покалеченного места, которое уже начинало отекать, попытался пошевелить правой рукой, та заболела. — Весь их бизнес, торговля девушками или что там еще накопают, значат для Вериги меньше, чем ребенок.

— Про какого ты сейчас?

— Думаю, все-таки про старшего. Но даже если отцом Анны окажется младший, все равно Нагорный примчался сюда по приказу старшего. Его не остановило, что все накрылось и сам он в розыске. Мог залечь глубоко — а видишь, дальше охотился, еще и бойцов прихватил.

— У «Ястреба», считай, уже нет гнезда. Игорь Пасечник еще кое-что может.

Перебила его Людмила — зашла и сразу кинулась к девочке.

— Господи, у нее кровь! Где, когда…

— Это моя. — Медвежонок показал свои руки.

— Не нужно ничего трогать, — отрубила женщина. — Сейчас занесу ее, потом с вами разберусь.

— С нами?

— Перевязать надо. Где-то аптечка была.

Отстранив Пасечника плечом, Люда наклонилась над Анной. Нахмурила лоб, ловко расстегнула запачканную кофточку. Стянула, отбросила в сторону.

— Нельзя, — сказала она, взяла ребенка и вынесла из комнаты.