– Ты знаешь, что Топалова убили?

Это мне хорошо известно.

– Знаю.

– Обрати внимание, убили в Онфлере. И кейс не нашли.

Это уже новая для меня информация. И очень важная.

– Ты точно знаешь, что не нашли?

– Точно.

– Откуда это известно?

– Я искал «фельдмаршала». Помнишь, я тебе рассказывал про наркотик. Да ты и сам в курсе. Мои знакомые были уверены, что этот «фельдмаршал» у Топалова. Искали очень тщательно. Нету! Если бы кейс был у него, то его нашли бы.

– Понятно.

– Это тебе поможет?

Конечно, поможет. Я знал, что Топалов с кейсом куда-то уехал. Но теперь я знаю, что вернулся он в Онфлер без кейса.

– Поможет.

– Есть какие-нибудь идеи, где он мог его спрятать?

– Никаких. Как у тебя с «фельдмаршалом»?

– Почти порядок. Он попал к одним бандитам, те его продали шейхам. Но не весь. Кое-что я забрал. Как ты меня нашел? Продал посол?

– Продал, но не посол.

Кузякин достал из холодильника еще две маленькие бутылки «Лоран Перье», начал деловито открывать. Его лоб и те части щек, которые оставались без бороды, отливали темно-красной медью. «Чего он такой красный? – подумал я. – От загара или не просыхает?»

– Ладно, скажу. Продал итальянский переводчик.

– Павлин?

– Павлин. Я на него поднажал.

– Хорошо поднажал? – Кузякин рассмеялся.

– Хорошо.

– Теперь это уже не секрет. Знаешь, что я делал в Монпелье?

– Нет.

– Монпелье – город, где сосредоточены лучшие медицинские кадры Франции. Да куда там Франции, всей Европы! Мы собирались закупить там медицинское оборудование. Перевели огромную сумму денег. И моя задача была вернуть эти деньги, но не тем, кто их отправил…

– А в банк «Люмме и Корпкс», – подсказал я.

– Верно.

– И кредит, о котором говорил посол, тоже пошел бы в этот банк?

– Именно так.

– И люди, с которыми я тебя встретил в ресторане, тоже связаны с этим банком?

– Нет. Совсем нет. Ты понимаешь, я приехал их убеждать совершить одну сделку, а они, оказывается, приехали меня убеждать. И чтобы меня подмазать, привезли мне девиц. Одинаковых, как карандаши. Но в постели одна – Марья-искусница, и какая! А две другие Василисы Прекрасные, и ничего больше.

Он положил руку мне на плечо:

– Старикашка, а тебе отсюда надо линять. Быстро-быстро! Брось ты этот кейс! Сейчас не до жиру.

– А куда? Дома, сам видишь, что творится! Что посоветуешь?

– Можно и так, и этак. Позвони мне домой в субботу. Где окажешься, оттуда позвони. Если меня не будет, скажи, как тебя найти. Деньги нужны?

– Вроде бы нет.

– Не стесняйся, старикан. Я тут, знаешь, хитрые компании создаю, деньжищ вокруг! И все безотчетные.

Он открыл бумажник, вытащил пачку стодолларовых купюр:

– Возьми пару-тройку, сгодятся. На первое время.

Я взял три купюры. Кузякин засунул бумажник в карман:

– Мы с тобой еще поработаем. На дизеле. Помнишь? – Он захохотал и ткнул меня в бок.

Как не помнить! Эту кузякинскую частушку я хорошо знал: «Мы с приятелем вдвоем работали на дизеле…».

Я поднял стакан:

– Давай на прощание.

– Давай. И поверь, старикашка, я тебя действительно очень люблю. Знаешь, как было бы здорово поселиться вместе где-нибудь на Канарах, а? На всю оставшуюся жизнь.

В отеле я мог спокойно рассуждать: девятого апреля Топалов получил кейс и оставался в Риме до семнадцатого. Что делал, не знаю; со слов Сосульки известно, что он был в художественном салоне.

Что он делал в Риме целую неделю с кейсом, полным необработанных алмазов? Это, конечно, не бриллианты, но и не морская галька. А он трусоват. Он побоялся бы держать их в гостинице и постарался бы поскорее от них избавиться. А если такой вариант? Седьмого он получил кейс – и сразу в Онфлер. Связался с Марком, тот помог ему продать камни и он вылетел… назад в Рим. Без камней, но с деньгами.

Здесь, в Риме, он припрятал кейс и спокойно вернулся в Онфлер.

Я включил телевизор. На экране портрет Электры и голос диктора:

– Назначена министром культуры.

Надо будет позвонить, поздравить.

Припрятал кейс с деньгами в Риме. Один или вместе с Крокодилом. Скорее всего, один. Иначе Крокодил не стал бы рассказывать о том, что Сосулька видела его в художественном салоне. А может быть, наоборот. Припрятали они вместе. Крокодил слинял, говорит, в Австралию. Знаю я, в какую Австралию. Сидит себе спокойно в Женеве, рыбку кушает. Когда он узнал, что Топалова убили, понял: самое время доказать мне, будто кейс спрятал Топалов. Один. Без него. Тут и понадобилась сказка о том, как какая-то Сосулька видела того в Риме. Пройдет время, он вернется в Рим и заберет кейс.

Я набрал номер.

– Синьора Игельвертора, пожалуйста.

Синьор подошел тут же.

– Во-первых, вы оставили машину с зажженными фарами. Во-вторых, надо поговорить.

– Ладно. Напротив «парткома» кафе знаешь?

– Знаю.

– В полшестого подойдет?

– Лучше в шесть.

– Согласен.

За несколько дней всё изменилось. Теперь можно встречаться открыто.

* * *

Листьев появился точно в шесть часов.

– Честно скажу, не ожидал. Так все быстро… Как ты думаешь, чем все кончится?

Я не знал.

– Без понятия.

– И я тоже. Но во всяком случае всё начинается с новой страницы. У тебя есть вопросы?

– Один. Ты знал Типографа?

– Топалова? Знал. Я тебе уже говорил об этом.

– Давно?

– Лет двадцать.

– Что он за человек?

– Сразу трудно сказать. Но человек он скверный.

– Чем увлекается? Личные связи.

– Мы сначала думали, что он по мальчикам, оказалось, нет. Вообще-то он натура художественная. Считает себя скульптором. Где-то под Парижем у него даже лет десять назад была мастерская. Там он творил… Лепил скульптуры. Нечто ужасное в два-три метра высотой. Потом разочаровался и все скульптуры разбил. И правильно сделал. Как ты думаешь, моей жене теперь разрешат ко мне приехать?

Стоп. Где-то это я уже слышал. Ну, конечно. Крокодил мне говорил, что отец у Сосульки скульптор. И скульптор странный. Каждая скульптура – величиной с памятник на площади.