Мясистое непроницаемое лице привратника застыло в не предвещающей покладистости улыбке:

– Что хочет синьор?

Я поглядывал на входную дверь и думал, что буду делать, если дверь откроется. И повторил как можно спокойнее:

– Меня интересует, кончилась ли пьеса.

– Не кончилась, не кончилась, – задребезжал голос откуда-то сверху. – Сейчас начнется третий акт.

Я поднял голову и вверху на лестнице увидел даму-критика.

– Торопитесь, вы обязательно должны ее увидеть в третьем акте. Она божественна.

Я гордо продефилировал мимо сразу потускневшего привратника, приложился к ручке дамы-критика:

– Отведите меня к нашей очаровательной.

– Идемте.

Она взяла меня за руку, открыла какую-то дверь, и я оказался в совершенно ином мире, мире театра в момент спектакля. Кто-то куда-то спешил, кто-то, наоборот, всем своим видом выказывал полнейшую безмятежность. Здоровый волосатый парень протащил мимо почему-то красную луну, невесть откуда вынырнувшие две очень молоденькие носатые балерины в пачках чуть не сбили меня с ног.

– Вы так остроумно посадили на место эту фантазерку, – верещала дама-критик. – Вашу шутку про человека, который взорвался на бензоколонке, я рассказываю всем-всем. Вы ведь это придумали? Признайтесь, что это ваша фантазия. Получилось очень остроумно.

– Придумал, – согласился я.

Электра шла навстречу. Она была в ярко-пурпуровой накидке до полу.

«Ночная фея!» – я вспомнил название пьесы.

– Что случилось? Что с вами?

– Мне нужна ваша помощь. Я… Полиция…

На лице актрисы не дрогнул ни один мускул. Она повернулась к идущему следом седому мужчине в полосатой куртке:

– Скажите, дорогой, чтобы задержали начало акта на пару минут.

Потом повернулась ко мне:

– Идемте.

Я поспешил следом. Лестница, коридор, еще лестница, дверь – и мы оказались в ее уборной.

– Я вернусь через час. Здесь вы не должны никого бояться.

Она вынула маленький ключик из двери и вышла, закрыв дверь снаружи.

Я остался один.

Гримерная великой актрисы оказалась по-домашнему уютной: высокое, до потолка, стенное зеркало, трюмо с тюбиками грима, кисточками, пузырьками, широкая и низкая, не выше колена, кушетка, не прислоненная ни к одной стене, видавший виды секретер, торшер с голубым абажуром.

Я сел в кресло у круглого столика в углу.

«Вроде бы ушел, – думал я. – Что дальше?»

Сначала надо попробовать открыть кейс.

Цифровые замки слева и справа, по шесть цифр и там, и там. Но я знал код.

Я набрал слева дату рождения фельдмаршала – 261000, справа дату его кончины – 240491. Сейф не открылся. Подумав с минуту, я справа набрал дату рождения, слева дату смерти. Тот же результат.

Код был неправильный!

Я стал думать. Без кода открыть сейф в домашних условиях невозможно.

Мольтке. А почему Мольтке? Сейф и статуэтка – вещи совершенно разные. Это Кузякин сказал мне, что они связаны друг с другом. Нет, они не связаны. Они посылались разными людьми.

Уж если люди Нуйомы и использовали чьи-то даты рождения и смерти, то во всяком случае не немецкого фельдмаршала. Они должны были закодировать сейф датами рождения и смерти человека, близкого им по духу. Ленин. Конечно же, Ленин. Я быстро набрал 200470 и 220224. Сейф не открылся. Я поменял цифры местами. Тот же результат.

Кто еще кроме Ленина? Маркс? Энгельс? Кто еще? Троцкий? Че Гевара?

Я стал искать телефон, осмотрел комнату и нашел не сразу: на трюмо, между вазами и кучами брошек, застежек, пряжек белый аппарат был почти незаметен. Звонить отсюда неопасно, они не получат разрешения на прослушивание личного телефона министра. Но я и не собирался звонить в посольство, там телефоны на постоянном прослушивании. Я набрал номер справочной:

– Как я могу позвонить в бюро ООН?

Стандартистка продиктовала номер. Я тут же его набрал.

– Бюро ООН, – ответил мужской голос.

– Вы не могли бы дать мне номер домашнего телефона синьора Читова?

– Да, конечно.

Телефон Читова на записи, но к постоянному прослушиванию подключен вряд ли. Этот разговор они расшифруют только завтра, можно рискнуть. В трубке послышался голос Читова:

– Я вас слушаю.

– Петр Христофорович, вы меня помните? Я Лонов Евгений Николаевич. Я…

– Я вас помню, Евгений Николаевич.

– Мне совершенно срочно надо знать даты рождения и смерти Маркса, Энгельса, Троцкого и Че Гевары. Причем не только год, но день и месяц.

– У меня есть французская энциклопедия Ларусс. Подождите, я попытаюсь найти.

Я стал ждать. И про себя посмеивался: «Завтра местная разведка с ума будет сходить, зачем мне понадобились Троцкий и Че Гевара».

– Маркс есть. Родился 5 мая 1918, умер 14 марта 1883.

Я записал.

Через минуту:

– Есть Энгельс. Родился 28 ноября 1820, умер 5 августа 1885. С Троцким будет посложнее.

Я записал и снова стал ждать.

– Вы знаете, и с Троцким нет проблем. Родился 7 ноября 1879, умер 21 августа 1940.

«Ишь ты, – отметил я про себя. – 7 ноября».

– И Че Гевара есть. Родился 14 июня 1928, умер 9 октября 1967.

– И еще вопрос. У меня нет номеров посольства. Не могли бы вы позвонить Тростникову и попросить его связаться со мной?

И я продиктовал номер, который прочел на телефоне.

– Я вас понял. Все сделаю.

Молодец.

С кого начать? С Че Гевары. Конечно же, для пылких революционеров он главный персонаж в истории.

Щелкнули пружинки, и сейф открылся.

* * *

Первое, что я увидел – это огромный пистолет. Под ним – синий матерчатый кулек и два пакета c деньгами, завернутые в полиэтиленовую пленку. Я попробовал на ощупь кулек: камни, разного размера, большие, маленькие.

Что теперь? Считать деньги смысла не было.

Я вынул из кармана мой швейцарский паспорт на имя Жильбера Мало и прилагаемые документы, положил их в кейс, закрыл кейс и набрал слева 220470, справа 210124. Эти цифры я не забуду.

И в это время зазвенел телефон. Я поднял трубку. Неужели Володя? Так быстро. Хотя… Я посмотрел на часы, прошло уже двадцать минут, скоро вернется Электра. На всякий случай я решил говорить по-итальянски: