– Это для чего? – спросил он.

– Это для тебя, – сказала она.

Шагги посмотрел на золотистый яблочный турновер и осторожно поднес к нему палец – потрогать. Он ощутил тепло, исходящее от турновера: мать поставила его на блюдце в духовку, чтобы подогреть. Слоеное тесто зарумянилось, сверху остались маленькие белые кристаллики сахарного песка, которые растаяли и превратились в сладкую хрустящую корочку. С двух сторон турновера на тарелку вытекала пузырящаяся, липкая золотистая яблочная начинка. Выпечка весело похрустывала под пальцем Шагги.

Мальчик пустым взглядом смотрел на блюдце. Его беспокоило, что он не сможет съесть это, потому что его желудок сейчас выкидывал те же фортели, что и при спазмах страха. На сей раз не горечь, от которой трудно дышать, – чувство, похожее на эйфорию, закипало в нем. Улыбка возникла где-то внутри него, и он, задрав ноги в носках и усевшись на копчик, принялся крутиться, крутиться и крутиться, пока столешница не засияла от счастья.

Агнес выбрала собрание на Дандас-стрит в надежде, что там не будет знакомых. Она время от времени пробовала посещать собрания АА, но это не захватывало ее. Она оглядывала собравшихся, видела сломанных мужчин и женщин, и стыд поднимался в ней. При свете дня она бы переходила на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи с этими людьми.

Хотя ее посещения не стали регулярными, ист-эндская группа, на собрания которой она иногда приходила, в скором времени начала казаться ей маленькой, а число знакомых там было чрезмерным. Это-то все и портило. Большинство из мужчин постарше захаживали к ней в Питхеде, и она начинала видеть собственные узнаваемые черты в изможденных лицах нервных женщин. Ей становилось все труднее отрицать, что она мало чем отличается от них. И потому как-то вечером Агнес осталась в автобусе, проехала знакомые места встреч и вышла только на Дандас-стрит. Она подумала, что начнет с чистой страницы и, дай бог, класс алкоголиков там будет получше.

Дандас-стрит находилась в центре города между вокзалом на Куин-стрит и автобусной станцией Бьюканан, а потому клиенты АА были весьма разношерстными. Каменное здание прежде функционировало как офис когда-то процветающей торговой фирмы, но в шестидесятые годы офис стал напоминать нищую начальную школу. Со здания давным-давно сняли декоративную лепнину и задушили его безвкусной коричневой краской, лампами дневного света и отслаивающимся линолеумом. Агнес все это показалось очень анонимным.

АА заключило долгосрочный договор с владельцами дома на Дандас-стрит и теперь снимало для собраний комнату с высоким потолком. На чуть приподнятой сцене стоял складной стол, за которым выстроились в ряд шесть пластмассовых стульев. Слева находились крохотный вестибюль и узкий коридор, где хранились кофейник и печенье. Все это производило впечатление временности, но завсегдатаи пытались сделать помещение по-домашнему уютным, украшая стены календарями и открытками, присланными из Лурда, Рима и Блэкпула.

Агнес уложила Шагги в кровать пораньше, села на автобус и уехала в город, не зная, пойдет она на собрание или, как это уже случалось прежде, окажется в бинго-холле в Гэллоугейте. Чтобы подняться по ступенькам здания на Дандас-стрит, от Агнес потребовалась вся сила воли. Войдя в комнату, она испытала облегчение, не увидев ни одного знакомого лица. В воздухе висел густой сигаретный дым. Люди нервно вертелись на своих местах, каждый на солидном расстоянии от ближайшего соседа или соседки. В комнате стоял почти несмолкаемый душераздирающий кашель и неотвязное влажное отхаркивание. Здесь было не так уютно, как на других собраниях, куда она приходила. Люди кивали и вежливо улыбались друг другу, но связи казались менее прочными, здесь она нашла больше анонимности, которая так ей требовалась. Она сидела на ненавязчивом расстоянии от сцены и ощущала взгляды, обжигавшие ей затылок. Ее длинное мохеровое пальто здесь явно было избыточным, но она чувствовала себя в нем свободнее.

Группка людей, которая только что тихо о чем-то разговаривала в углу, заняла шесть стульев на сцене. Красивый седоволосый человек встал из-за стола. У него были карие глубоко посаженные глаза, а его брови срослись в одну ярко выраженную линию. Несмотря на нервы и внутреннюю трясучку, Агнес ничего не могла с собой поделать – она пришла в восторг.

– Здравствуйте, – начал он зычным голосом. – Спасибо, что пришли на вторничное вечернее собрание. Тем из вас, кто меня не знает: меня зовут Джордж, и я алкоголик. Я прихожу на Дандас-стрит уже… почти двенадцать лет. Меня воодушевляет количество знакомых лиц, которых я вижу здесь сегодня, и, как всегда, меня печалит количество новеньких.

Он оперся широкими костяшками пальцев о стол.

– У нас сегодня за столом для почетных гостей есть еще и некоторые старые друзья и один или два новичка. – Люди справа и слева от него заулыбались, зашевелились на своих местах. – Прежде чем я представлю их вам, давайте начнем с просьбы Господу о помощи. – Человек опустил голову, его волосы сияли, как новогодняя мишура. Агнес прищурилась, чтобы получше его разглядеть. Весь зал пришел в движение – головы склонились, глаза закрылись, приготовились к молитве о душевном покое. Агнес знала ее наизусть, но ни одно из слов молитвы не вызывало у нее ни малейшего отклика.

Собрание началось, она сидела и слушала, как за столом для почетных гостей обсуждали проблемы сегодняшней встречи, обменивались новостями и соболезнованиями. Умерла женщина – одна из друзей группы; судя по тому, что услышала Агнес, женщина умерла от пьянства. Джордж представил новичков за почетным столом и попросил их поделиться своими историями с группой. Поднялся человек заговорил с ровным глазговским акцентом.

– Привет, меня зовут Питер, и я – алкоголик.

Его взгляд затуманился, когда он рассказывал о том, как потерял всякую связь с женой, как его сыновья сначала предались пьянству, а потом подсели и на наркотики. Агнес слушала, как человек произносит уплощенные гласные, рассказывает свою историю так, словно сердится, использует короткие знакомые слова, придуманные жителями Глазго. Ей казалось, она знает его вплоть до дома, где он живет, настолько понятна ей была его манера говорить. Его перипетии не удивляли ее, а к концу его рассказа она прониклась к нему сочувствием: он никогда не сможет преодолеть наследие собственного акцента.

Они продолжали говорить, а она уплыла далеко-далеко, все ее нутро жаждало выпивки. Вдруг раздался голос.

– Вот вы. Черноволосая женщина в лиловом пальто. – Джордж показывал на нее. – Вы ничем не хотите поделиться с группой?

Агнес хотела было отрицательно покачать головой, но вместо этого ее ноги почти непроизвольно распрямились – она встала. Она делала это и прежде, десятки раз в