Метс (1989) изучала обман среди студентов колледжа, связанных близкими отношениями. Она отмечала, что в браке обман был чаще связан с недомолвками, чем с враньем, и что главной причиной обмана они считали поддержку самооценки супруга. Студенты, которые пока только встречались, говорили, что главными причинами обмана для них было скрыть источники, уберечь родителей от стресса и сохранить отношения.

Данных о последствиях обмана для отношений, полученных эмпирическим путем, очень мало. Эту сферу сложно исследовать. Возможно, бо́льшую часть случаев обмана вслед за журналом Redbook можно отнести к невинной лжи, цель которой — сохранение отношений. Ложь студентов относительно сексуального опыта также попадает под эту категорию (Кнокс и др., 1993).

Выяснено также, что люди меньше «любят» друг друга, если на интервью один из них обманывает, даже когда второй об этом не знает (Трио и Дипауло, 1985). Невербальная коммуникация, как исходящая, так и получаемая, связанная с обманом, влияет на близость и интимность. Клайнес с коллегами обнаружили, что переживание любви (несексуальное) прекращалось, когда человек начинал лгать в рамках эксперимента. Бургун и Буллер (1994) установили, что невербальные изменения (связанные с усилением чувства дискомфорта) наблюдались на проведенных в рамках эксперимента интервью, когда один из участников лгал. Исследователи отмечали, что динамичные изменения в обоюдном взаимодействии, на которые влияли такие факторы, как приятность, расслабленность и формальность, сопровождались ложной коммуникацией, даже когда второй партнер не знал, была ли это правда или ложь.

Маккорнак и Ливайн (1990) опросили большое количество студентов колледжа, которые заявили, что им лгали в течение текущего месяца и что на момент опроса они состояли в отношениях. Результаты исследования показали, что раскрытие обмана внутри отношений было тяжелым и преимущественно негативным эмоциональным опытом. Среди факторов, влияющих на масштабы переживаний, выделяются уровень отношений (чем он выше, тем тяжелее переживания), важность предмета лжи и значение, которое жертва обмана придает лжи в целом. Что до последнего фактора, когда человеку важна искренность, он очень сильно переживает, даже если предмет лжи был довольно незначительным. В опросе участвовали 190 человек, 31 (16,3 %) сообщили, что закончили свои отношения, когда раскрылся обман. Из них 51,6 % заявили, что разрыв был вызван предметом лжи, 32,3 % — самим фактом лжи, а 16,1 % — что на решение повлияли оба фактора.

Г. Р. Миллер с коллегами (1986) изучили опубликованные труды по ложной коммуникации в личных отношениях и обнаружили, что эта сфера мало изучена. Исследователи отметили любопытный факт, что друзьям проще распознавать обман, чем незнакомцам или супругам. Они предположили, что «возможно, женатые пары часто развивают механизмы избегания, чтобы «не запускать» вероятность, что их супруги их обманывают». Ложь близкого друга или любимого опустошает человека, и отношения меняются в худшую сторону. Неспособность распознать обман может стать средством сохранить отношения.

Последствия обмана для отношений на первый взгляд кажутся противоречивыми. Согласно результатам экспериментов, обман препятствует близости и часто становится причиной разрыва. Сведения, полученные из жизни, наоборот, доказывают, что обман необходим, чтобы сохранить самоуважение партнера и, таким образом, сохранить отношения. Это противоречие можно разрешить, допустив, что ложь, раскрытая в рамках эксперимента, воспринималась нейтрально или негативно. Люди, которые слышат то, что хотят слышать, не воспринимают такую информацию как ложь.

Понятие персонального мифа впервые было описано Крисом (1956). Он привлек такое внимание, что психоаналитики стали адаптировать его и подстраивать под разные теоретические гипотезы, так же как психологи и психиатры. По определению Криса, персональный миф — продукт обсессивных личностей, которые замалчивают и искажают многие факты биографии, чтобы создать представление о себе, которое будет служить ширмой, отгораживающей их от психических конфликтов и сознательной осведомленности. Следовательно, человек создает вымышленную историю, защищая себя от болезненного самовосприятия.

Исследователи по-разному интерпретировали использование и значение персонального мифа. В общем, он связан с универсальным человеческим опытом (Грин, 1991; Лестер, 1986; Потпмино, 1985; Шварц, 1984; Валлерштайн, 1991; Вольф, 1991). В более широком смысле персональный миф сцеплен с проблемой самоидентификации человека; наш миф — это «истории, которыми мы живем» (Макадамс, 1993). Персональный миф строится благодаря селективным процессам памяти, с помощью которых мы «запоминаем» то, что подходит и согласуется с нашим представлением о себе. Кроме того, мы представляем себя другим двояко, играя определенные роли и приводя выборочные данные о себе. Реакция окружающих подтверждает и помогает формировать конечный миф. Персональный миф каждого человека уникален и служит посредником между внутренним миром иллюзий и внешним материальным миром. Миф определяет то, как мы ведем дела во внешнем мире (Шварц, 1984). Развитие персонального мифа тесно связано с формированием себя (эго). Персональный миф помогает преодолеть несоответствие между идеальным грандиозным эго и реальностью. Он служит защитой от болезненных переживаний и низкой самооценки в результате различных психологических травм и страха не отвечать внешним требованиям (Лестер, 1986).

Мифы делятся на позитивные и негативные, и, хотя каждый персональный миф уникален, в них преобладают общие темы. Один их общих мотивов — образ «героя». Герой воспринимает себя как человека незнатного происхождения, но наделенного силой и такими личными качествами, как храбрость и настойчивость. Он торжествует над критиками и врагами. Отчасти противоположностью ему является «антигерой» — человек, который видит себя жертвой злого рока, тяжелых обстоятельств и плохого отношения со стороны окружающих. Жертва постоянно ждет, что ее будут эксплуатировать, и поэтому готовится к разочарованию и боли быть отвергнутым окружающими. Каждый персональный миф отражает видение человеком себя в мире, и каждый миф определяет реакцию на различные ситуации и возможности. Таким образом, миф часто становится пророчеством.

Персональный миф Зигмунда Фрейда подтверждает выдвинутые предположения. Фрейд считал себя смелым, объективным ученым в поиске нового знания и толковании базовых истин. Он считал, что основанные медицинские и психиатрические сообщества отвергают его идеи, и верил, что ему предстоит сражаться, чтобы преодолеть пренебрежение и доказать свои теории. Некоторые идеи Фрейд почти без изменений заимствовал у Ницше, хотя никогда не признавал его вклад. Вопреки очевидным фактам, Фрейд даже отрицал свое знакомство с работами Ницше. Его обман (включая самообман) был безропотно принят в кругу его «последователей» (Андерсон, 1980). Другой интересный аспект персонального мифа Фрейда в том, что он лишь частично использовал Эдипов миф, обращенный к нему лично, игнорируя другие его аспекты (Шнайдер, 1991). Таким образом, персональный миф Фрейда был построен благодаря селективной памяти, самообману и обману окружающих. Его миф оказался высоко адаптивным для самого Фрейда и невероятно сильным по влиянию на интеллектуальную историю.