Подъем на пятый этаж утомил Роберта. Наверху было еще жарче, чем на улице, и к тому же очень душно. Дождь принес бы облегчение, но осадков не обещали, и старинное каменное здание продолжало нагреваться под палящими лучами солнца. В офисе, куда он вошел, сильно пахло потом и выхлопными газами – очевидно, кто-то из сотрудников открывал окна, пытаясь как-то компенсировать отсутствие кондиционеров, и Роберт с тоской подумал о Хэмптонсе, куда его приглашали на выходные друзья. Он, однако, отказался, решив остаться дома и поработать с новой рукописью одного довольно известного автора, которого он «окучивал» уже года два. Роберт, впрочем, не сомневался, что автор послал рукопись еще в два-три места – так сказать, кинул сочный кусок на «драку-собаку», – поэтому за автора еще предстояло выдержать серьезный бой с конкурентами. Что ж, раз надо, так надо… Заодно Роберт решил поработать и с бухгалтерскими документами – посмотреть, какие расходы еще можно урезать, какие издержки сократить. Издательство было его детищем, и Роберт заботился о нем как настоящий отец. Он твердо решил добиться успеха, благо у него имелось для этого все необходимое: учеба в Гарварде и в школе предпринимательства при Колумбийском университете, а также работа в «Кнопфе», где Роберт три года вкалывал редактором, прежде чем набрался смелости отправиться в самостоятельное плавание.

Начать собственный бизнес – это был самый волнующий и захватывающий поступок в его жизни, и у него все вроде бы получилось. Оставалось только продержаться, пока не попадется подходящая книга, и тогда – успех! Роберт не сомневался, что этот день когда-нибудь наступит, хотя поработать придется. И он работал, работал постоянно, не упуская ни одной возможности немного приблизиться к цели. Только сегодня Роберт обедал с крупным литературным агентом, чтобы, образно говоря, потрясти яблоню и посмотреть, не упадет ли с ветвей сладкий, созревший плод. С агентами Роберт встречался регулярно, да и со своими редакторами он частенько устраивал «мозговой штурм» в надежде, что кто-то из них вдруг выскажет идею, которая сделает издательство известным, а его владельца – счастливым.

Направляясь к своему кабинету, Роберт невольно задержался возле стола Патрика Рили. Этот двадцатидевятилетний подвижный и энергичный ирландец с отличием окончил филологический факультет Гарварда и теперь сам писал книгу, которую надеялся когда-нибудь издать. Книга была посвящена философским системам Древней Греции периода упадка и их влиянию на современную общественную жизнь, поэтому Роберт наотрез отказался ее публиковать, прекрасно понимая, что, каким бы гениальным ни был этот труд, книгу купят разве что мать Патрика, его восьмидесятилетняя бабка, два десятка кузенов и кузин да один-два гарвардских профессора, которые когда-то преподавали автору эти самые философские системы. Пат Рили был, несомненно, парнем очень умным и образованным, но, на взгляд Роберта, – слишком не от мира сего, чтобы задумываться о коммерческом успехе своих изысканий. Это тем не менее не помешало ему подыскать для «Белладжо пресс» несколько вполне приличных популярных романов, большинство из которых Роберт уже издал. Они, правда, не перевернули современный рынок «литературы для всех», но, по крайней мере, неплохо расходились, что и требовалось для того, чтобы еще какое-то время не думать о необходимости всех уволить и закрыть издательство.

В «Белладжо пресс» Патрик работал два года, придя в издательство сразу после защиты диплома на тему «Итальянское литературное Возрождение»… или «Литература итальянского Возрождения» – Роберт уже запамятовал. В штате он числился младшим редактором, но это не отменяло того факта, что парень был дьявольски талантлив… и так же дьявольски неряшлив. Выглядел он, по меткому выражению матери Роберта, «словно неубранная постель», и это было еще довольно мягко сказано. Его кудрявые черные волосы, которые Пат изредка расчесывал пятерней, свалялись до такой степени, что походили на африканские дреды. На работу он являлся в одних и тех же до невозможности драных джинсах, которые менял на точно такую же рванину, только когда первая пара окончательно расползалась по ниточке. Кроме джинсов, в его гардеробе имелось с полдюжины застиранных, вылинявших, продранных в самых неожиданных местах толстовок, которые он носил зимой, и с десяток таких же выгоревших и порванных футболок для лета. Пат утверждал, что это настоящие винтажные футболки, каждая из которых когда-то принадлежала знаменитой рок-звезде, – если это действительно так, думал иногда Роберт, значит, эти футболки попали на помойку еще до его рождения. Рваные кеды «Конверс» Пат носил исключительно на босу ногу. По его словам, носки он в последний раз надевал еще в старшей школе, и Роберт ему верил. Впрочем, за годы издательской деятельности ему не раз приходилось обедать с агентами, которые одевались как бомжи, но смущало это, по-видимому, только самого Боба. В конце концов он пришел к выводу, что неважно, как выглядят его редакторы, главное, чтобы они хорошо выполняли свою работу. Пат, безусловно, дело знал, и именно поэтому Роберт взял его к себе. Однажды он все же предложил ему хотя бы иногда одеваться поприличнее, но Пат посмотрел на него так, словно вообще не понимал, о чем речь, и Роберт решил, что его манера одеваться – это его личное дело.

Сам Роберт старался выглядеть респектабельно, поскольку он, что ни говори, все же был руководителем компании. Вдруг какой-нибудь важный клиент или потенциальный партнер нагрянет к нему на переговоры, думал он. До сих пор такого не случалось ни разу, но он все равно тщательно выбирал, что надеть. Летом Роберт обычно ходил в наглаженных джинсах, а зимой – в серых фланелевых брюках, в рубашке или дорогом свитере. На всякий пожарный в рабочем шкафу у него всегда висел пиджак спортивного покроя, в кармане которого лежало два заранее завязанных галстука. Узнав об этом, Патрик во всеуслышание заявил, что галстуки носят только безнадежные буржуа. Очевидно, он полагал, что пренебрежение к собственному гардеробу делает из него подлинного интеллектуала и мыслителя, но дискутировать на эту тему Роберт не стал.

Он, впрочем, признавал, что привычка носить костюм и галстук характерна для вполне определенного социального слоя. Сам Роберт происходил из семьи, в которой все упорно трудились, стараясь преуспеть в жизни, и в итоге добились своего. Его отец был известным нейрохирургом, мать – партнером в крупной юридической компании, а брат работал в инвестиционном подразделении банка «Морган-Стэнли», и только у Роберта «все было впереди», как деликатно выражались по этому поводу родители. С другой стороны, его родные, хотя и поднялись по карьерной лестнице довольно высоко, по сути, оставались все теми же наемными работниками, и только он рискнул открыть собственное дело. Теперь Роберт отчаянно старался доказать всем, и в первую очередь – самому себе, что ему тоже вполне по силам достичь успеха и процветания. Иногда, правда, его посещали сомнения, и все же он считал, что обязан сражаться до конца и пойти ко дну с гордо поднятыми флагами.

Впрочем, до этого пока было далековато. На счете издательства в банке хватало средств, чтобы продержаться еще года два даже при нулевой прибыли (разумеется, если не рисковать и соблюдать режим строгой экономии), однако Роберт надеялся, что за это время ему подвернутся один-два ярких бестселлера, благодаря которым дела сразу наладятся, и они смогут выйти на более высокий уровень. Как же иначе, ведь издательство было его единственной страстью. Роберт мало интересовался женщинами, забросил приятелей, спорт, путешествия и почти отказался от секса, и все ради того, чтобы проводить на рабочем месте как можно больше времени. Иногда он ездил в редакцию даже в выходные, а большинство женщин не желали мириться с подобным режимом работы, но ему было наплевать. В конце концов, ни одна из тех женщин, с кем он изредка встречался, не заставила его сердце биться быстрее – в отличие от надежды на встречу с агентом, способным предложить что-то стоящее для издательства. Если же Роберт все-таки приглашал в ресторан какую-нибудь дальнюю родственницу жены своего старшего брата Пола, не оставлявшего надежды его женить, ему очень скоро становилось скучно, и он уже не чаял, когда все закончится и он вернется к оставленной дома или в кабинете рукописи. Брат в подобных случаях обижался: мол, не в коня корм. Сам Пол Белладжо был женат на адвокатше и уже имел от нее двух детей; должно быть, поэтому его очень раздражало, что Боб лет десять мечется от женщины к женщине и никак не может остепениться.