Радж увел Веронику на прогулку в Бхараткалабхаван, осмотреть редкой красоты старинные миниатюры. Меня с собой они, естественно, не позвали. Потом Радж должен был заскочить в полицию, узнать, как идут поиски, далее они собирались зайти к Шри на работу – он расписывал то ли Фестивальный комплекс, то ли еще что-то в том же духе. Я собиралась туда завтра, вместе с Арундхати, женой Шри.

Все разбежались кто куда. Василий храпел в спальне, я разбирала наши с Никой покупки, в том числе чудесную парчу местного изготовления, с богатым рисунком. Я размышляла, что с ней делать, прикидывала, кому что подарить. Любовалась чудесной белой вышивкой – чикан, ее вышивают вручную по муслину местные мастерицы. Когда и это занятие было исчерпано, я потихоньку обулась, прихватила сумку и выскользнула из номера.

Не могу я прозябать в этом сонном царстве, лучше прогуляюсь. Мы уже давно перестали обращать внимание на дождь, он все равно не кончался, и я спокойно окунала в лужи края своих кремовых брючек.

Давно хотела осмотреть Золотой Храм, да все как-то не получалось. Храмов в Варанаси – тысячи, больших и маленьких, во многих я уже побывала, но этот больше всего привлекал туристов, поскольку имел высокую шикхару, покрытую золотом. Думаю, в лучах солнца здание смотрится просто великолепно, но ничего, осмотрим его и в дождик.

Нашла я его без труда. Золотое великолепие отделки и правда впечатляло, но в остальном храм был очень похож на своих собратьев. Выйдя из него, я прошла пару кварталов и наткнулась еще на один небольшой храм, стоявший за невысокой каменной оградой.

Похоже, этот храм был построен поклонниками Ханумана, царя обезьян, поскольку в небольшом саду вокруг него поселилась не одна сотня этих непоседливых животных. Некоторые дремали, другие выглядывали на улицу, наблюдая за людской суетой, третьи ели, четвертые искали насекомых в шерсти своих собратьев, мамаши кормили или воспитывали своих отпрысков – одна обезьяна совсем по-человечески хлопала лапой по крохотной попке свою провинившуюся малышку-дочь. Закончив экзекуцию, мамаша прижала детеныша к сердцу и облизала сморщенную от плача мордашку крошки, продемонстрировав отходчивость матери. Все это беспокойное население беспрерывно двигалось: обезьяны вертелись, крутились, испражнялись, дрались, ругались, орали, прыгали…

Не успела я пересечь порог резных каменных ворот, ведущих в храмовый двор, как десятка три крупных нахальных мартышек покинули свои места в «зрительном зале» и принялись носиться вокруг меня, крича и требуя лакомств. Увы! Я была не готова к встрече с этими избалованными попрошайками. Не получив желаемого, они перешли к более активным действиям. Одна из мартышек прыгнула мне на голову и дернула за прядь волос, парочка других тварюшек уцепилась за брюки и рвала их в разные стороны что есть сил. С ветки мне в голову полетела банановая шкурка. Проказник с мохнатой задницей попытался отобрать мою сумку.

Я испугалась. Возможно, порознь эти небольшие обезьяны и не представляют угрозы, но мне вдруг представилось, что будет, если они накинутся на меня все вместе. Да меня затопчут!

Обезумев от ужаса, я стряхнула с сумки вцепившегося в нее наглеца и принялась лупить ею по головам других нападавших, пытаясь отогнать их подальше.

Из храма появился служитель с разгневанным лицом. Выбегая из дверей, он кричал что-то грозным голосом и, спускаясь с крыльца, прихватил валявшиеся на дороге грабли.

Следом за ним выбежали еще двое священнослужителей.

– Ну, погодите! Сейчас вам достанется! – возликовала я, от души наподдав какой-то лохматой негодяйке, рвавшей зубами мой жакет.

Но удар черенком лопаты по заднице привел меня в чувство. Бить собирались… меня!

Пожалуй, пора уносить отсюда ноги. Я завизжала от боли и страха, врезала низкорослому обезьянопоклоннику по макушке сумкой и побежала к воротам.

Бег мой затруднял особенно навязчивый примат, намертво прицепившийся к моей ноге. У ворот я грохнулась, растянувшись в полный рост. Еле увернувшись от очередного удара граблями по спине, я лягнула ногой противную макаку, вскочила и понеслась по улице что есть сил, разбрызгивая во все стороны фонтаны воды и уворачиваясь от камней и грязи, летевших мне вслед.

«День удался!» – подумала я, потирая онемевшую от болезненного укола задницу, пока местный врач обрабатывал мою укушенную ногу моими же антисептиками.

Запас медикаментов таял на глазах.

– Говорил я тебе: ни шагу из дома без сопровождения! – гундосил уже сорок минут подряд без остановки мой любящий супруг. – Нужно куда-то пойти – скажи, сходим вместе.

– Ага, если я тебя разбужу! – огрызнулась я.

– В магазин – пожалуйста! На рынок? Сколько хочешь, – продолжал гнуть свое Василий Никанорович. – Другие же почему-то слушаются, и ничего с ними не случается.

– А кстати, – вдруг осенило меня, – Вероника уже вернулась?

– Нет, – спокойно ответил муж.

– Да? А я, когда садилась в повозку рикши, вся покусанная обезьянами, видела Раджа: он с каким-то хитроглазым оборванцем беседовал, и Вероники с ним не было.

– Да, может, она в сторонке его ждала, а он дорогу спрашивал?

– Нет, – ехидно ответила я. – Он переговорил с тем типом, они повернулись и ушли вдвоем, в какой-то переулок свернули – и привет. – Я победно взглянула на растерявшегося противника.

– А когда это было? – наконец ожил наш бдительный пастырь.

– Да уж часа полтора тому назад.

– Живо звони в полицию!

– Ты что, спятил? – вытаращилась я на Васечку.

– Звони, звони! Раньше начнут искать, раньше найдут! – Видимо, от переживаний крыша у бедного олигарха съехала окончательно.

– Кого найдут? – раздался с порога веселый голос.

– Вероника пропала! Хорошо, что ты пришла. Надо срочно звонить в полицию… – Василий вздрогнул, обернулся и уставился на Веронику.

– Васенька, бедненький! Ты хорошо себя чувствуешь? – ласково погладила его по голове наша пропавшая и вновь обретенная Ника.

– А ну вас, – надулся Ползунов. – Это все мать твоя. Пропала Вероника, пропала!.. Наверное, она обезьянье бешенство подцепила, Юля наша.

– Какая наглость! – завопила я и бросила в него подушкой.

– Не ссорьтесь! Мусик, а с тобой что случилось?

– Говорю же, ее обезьяны покусали, – буркнул все еще обиженный глава семейства.

Я поведала Веронике о кошмарном нападении распустившихся от полной безнаказанности мартышек. Ника ржала, согнувшись пополам, временами всхрюкивая и вытирая слезы.

– Ну, мам, такое только с тобой бывает! Синяки от граблей большие?

– Ничего смешного! Мне теперь сидеть больно, – пожаловалась я своим бездушным родственникам.

– Ничего, мы тебе подушечку будем подкладывать под мягкое место. Я как раз на рынке купила, вот, смотри, какая прелесть! – И она вытащила очередную парчовую подушку с богатым серебряно-золотым орнаментом. – Не смогла удержаться, – вздохнула Ника. – А это тебе, как самому заботливому на свете мужу и отцу, – и Вероника извлекла из пакета чудные расшитые восточные туфли. – Правда, прелесть? Я тебе еще халат купила и феску, – она вытряхнула все это на кровать и принялась наряжать покрасневшего от удовольствия Василия.