— Как твои дела? Как там наша квартира?

— Вечером расскажу. Слушай, ты когда-нибудь слышал такое слово: «файный»?

Доктор задумался:

— По-моему, это украинский диалект.

— Украинский? Может, молдавский?

— Вроде украинский. Это что-то типа «прекрасный».

— Ну, это-то я поняла…

— Тебя там файной, что ли, назвали? Так ты у меня и есть самая файная!

— Серьезно? — с оттенком недоверия уточнила она.

— Не сомневайся!

— Ладно, до вечера!

— Целую.

Звуки фортепьяно были слышны и на улице.

Напористая минорная мелодия органично вписывалась в шум косого дождя.

Намотав на голову подопревший непонятно-чей-шарф, Варвара Сергеевна добежала до остановки троллейбуса, который, на ее счастье, подошел через пару минут.

Она вышла, не доехав до своей остановки, напротив сетевого кафе.

Самоварова взглянула на экран айфона — был всего лишь час дня.

«Может, Анька сегодня пораньше придет…»

Она боялась признаться себе в том, что не хочет возвращаться в собственную квартиру: мало ли какой очередной сюрприз может ждать ее под дверью.

Надо бы побыстрее заказать, как настаивал Олег, новую камеру, и на сей раз, что бы он ни говорил, расходы она возьмет на себя!

Примостившись, как любила, у окна, Самоварова заказала заведомо невкусный эспрессо и первый попавшийся в меню десерт.

В ушах все еще стояли отголоски страстных звуков фортепьяно — репетировавший неизвестное ей произведение явно готовился произвести впечатление на будущую аудиторию.

Варвара Сергеевна достала айфон и отыскала фото паспорта малярши.

Доктор оказался прав: вышедшая замуж за молдаванина малярша — Одобеску Оксана Ивановна, 1973 г. р., родилась в Мукачево. Подгрузившись к кафешной сети, гугл тут же пояснил: это город областного подчинения в Закарпатской области Украины.

За столиком напротив расположилась семья — мать и дочь лет семи.

Судя по недовольным лицам, обе были чем-то расстроены.

Удручающе некрасивая девчонка в ярко-розовом спортивном, расшитом серебряными стразами костюмчике демонстративно отбросила предложенное официанткой меню и, глядя в потолок, уставилась в одну точку. Мать, чуть менее некрасивая благодаря модной стрижке и макияжу, проигнорировав дочкину провокацию, выхватила из сумки надрывающийся аккордами «Лунной сонаты» мобильный. Вдавленный, похожий на дверной звонок носик на плоском, приплюснутом лице женщины, брезгливо втянул в себя воздух. Ответив на входящий, она начала с кем-то ругаться.

Наблюдая за ними, Варвара Сергеевна поедала маленькими кусочками сносный чизкейк и едва пригубляла жидковатый, прогорклый эспрессо.

Мать продолжала высоким противным голосом вливать в чьи-то уши потоки негатива, а дочь, устав разглядывать потолок, принялась отколупливать ногтем стразы с олимпийки.

И вдруг Самоварову словно прострелило!

«Файная» — именно этим, столь неожиданным словечком, обычно молчаливая Регина, Ольгина дочь, тридцать пять лет назад похвалила ее новую стрижку. Это было как раз в тот вечер, когда Варя на свою голову забрала ее вместе с Анютой из детского сада. Наевшись шарлотки, Регина долго отмывала в ванной липкие, вымазанные яблочной начинкой ладошки, а когда вышла и столкнулась с ней в коридоре, неожиданно обхватила ее влажными руками за талию.

Варя наклонилась к девочке и ласково потрепала по голове.

Тоненькая детская ручонка потянулась к ее волосам.

— Файная, — скованно улыбнувшись, будто никогда не делала так раньше, сказала девочка.

— Что? — не поняла Варя.

Регина обвела руками свою голову.

— Это.

Самоварова отчетливо вспомнила свои тогдашние ощущения — ей стало жутковато. Конечно, не от слова, привнесенного в Регинин лексикон ее матерью, узнавшей это слово от ее украинца-отца. Ей стало не по себе от Регининой физической близости, от контраста теплого доверчивого тельца с холодным взглядом и приклеенной к губам неестественной улыбки.

….Последнюю неделю перед отпуском Варя жила на разрыв аорты.

Нужно было раскидать по коллегам текущие уголовные дела, подробно отчитаться перед Никитиным, ухитриться увидеться с ним после службы и куда-то пристроить на это время Аньку. А еще перебрать, перестирать и уложить летние вещи, что-то приличное докупить (в условиях тотального дефицита!), покрасить волосы, ресницы и брови, сделать маникюр / педикюр, отнести в мастерскую босоножки, заскочить в бухгалтерию и собрать все необходимые для отпуска документы.

Ольгу она так больше и не увидела.

Зато пару раз встретила Маргариту Ивановну, которая в свои эмоциональные пассажи о погоде и политике нет-нет да и обеспокоенно вставляла фразочки о странной пианистке с пятого этажа.

— Ума не приложу, куда обе могли деться! — пожимала плечами Маргарита. — Обычно те, кто уезжает в отпуск, всегда с соседями делятся, чтобы за квартирой присмотрели. У нее цветы-то есть, не знаешь?

— Не помню. Видела только букеты в вазах.

— Слушай, может, она к мужику своему на Украину махнула? А что — взяла дочь и умотала?

— Вряд ли.

— Вот и я думаю вряд ли… Уверена: он уже и тогда был женат.

— Она этого не говорила.

— А она много тебе о себе говорила? Тихушница она. И с головой у нее, сама знаешь, не лады.

— Не лады с головой у каждого второго, — вяло заступилась за бывшую приятельницу Варя.

Но в целом с соседкиным резюме было не поспорить.

Могла ли тогда она, Варя, затюканная со всех сторон молоденькая мать-одиночка, разрываемая долгом и страстью, попытаться предотвратить ту жуть, что случилась в последний день долгожданного отпуска?

Возможно, могла… но как?!

Могла и Маргарита, мог и любой из соседей на пятом, просидевших все лето на дачах, в то время как из угловой квартиры вылезал из-под двери зловонный гнилостный запах.

«Раньше было понятие «общественный», а теперь, Варенька, людьми правит только собственное удобство», — мелькнули в памяти недавние Маргаритины слова.

«Нет, Маргарита Ивановна. Собственное удобство и тогда правило людьми. Оно всегда ими правило и будет во все времена править», — ответила она мысленно соседке.

Как только дождь за окном утих, Варвара Сергеевна попросила счет.

Столик напротив был пуст.

Пока она бултыхалась в своих воспоминаниях, мать с дочерью успели уйти.

«А вечером эта женщина кому-то расскажет, как хорошо сегодня посидела в кафе с ребенком!»