Мы с Артуром покинули поместье Рох вскоре после смерти отца. Мы отправились из Дарема, намереваясь встретиться с Лорелай в Кадвалладере. Путешествие было очень неприятным. Наш кучер решил ехать по дороге, испещренной ямами. Карета подпрыгивала. Затем налетела гроза и напугала лошадей. У нас не было другого выбора, кроме как остановиться на постоялом дворе в Райтоне.

Как только мы сняли пару комнат в гостинице по соседству, мы с Артуром пошли в таверну, заказали пиво и пироги с мясом, ибо такова была наша привычка. Он играл на своей скрипке. Я накинул на голову мешок с кормом и танцевал, чтобы заработать несколько смешков. Но тут со мной что-то случилось. Мое зрение помутилось, затем в ушах зазвенело, а в груди загрохотало. Я сдернул мешок и, спотыкаясь, направился к выходу. Я не мог дышать. Воздух казался слишком густым.

Мое отсутствие осталось незамеченным. Артур продолжал играть свою музыку, а посетители смеялись и поднимали кружки с элем, произнося тосты. И по сей день я слышу неясное эхо его веселья, сопровождаемое моим неровным дыханием и гулким стуком моего сердца.

Я свернул в коридор и оказался в пустом зале для собраний. В зале было темно, его освещали ленты лунного света, проникавшего через четыре больших окна.

Воспоминания обрушились на меня как волны, разбивающиеся о скалы. Я видел имя матери, выгравированное на надгробии, и гроб отца, опускающийся в землю. Я вспомнил закрытое вуалью лицо вдовы Рох, шипение ее голоса, когда она прошептала: «Ты получил желаемое, маленький паразит».

Эти образы терзали меня, и я пытался убежать от них. Однако я успел закрыть дверь в коридор, замок защелкнулся. Я подергал ручку. Она не поворачивалась. Тогда ваш голос эхом разнесся по комнате: «Сэр, я вам доверяю, но вы заперли нас здесь».

Делясь с Вами этим, я хочу доказать свою внимательность к мельчайшим деталям. Действительно, Вы увидели мальчика, который был не в себе, а я увидел самую блестящую девушку, которая стала мне очень дорога. Один взгляд на Ваше лицо, и я понял, что от вас никуда не деться.

Такая привязанность кажется нелогичной, но когда любовь имела смысл?

Вы стояли у самого дальнего окна, одетая в муслиновое платье, расшитое золотыми и красными нитями. Это одеяние, несомненно, стоило немалых денег и намекало на ваше высокое происхождение. На Вас также был однобортный малиновый редингот, явно ручной работы, что свидетельствует о Вашей непритязательной натуре. Брошь в виде шмеля украшала лацкан, а волосы свободно свисали чуть выше талии, влажные от дождя.

Увидев Вас, я был парализован. Вы плакали. На воротнике были слезы, а глаза опухли. Но даже в полумраке Вы казались интереснее всех моих знакомых, не просто красивой, а удивительной.

Оставшись с Вами наедине, я поставил под угрозу нашу репутацию, поэтому я повернулся и стал колотить в дверь. Вы присоединились к моим усилиям, кричали о помощи, били руками по панели. Через некоторое время Вы отступили в центр зала и сказали: «Не вы ли тот человек, у которого на голове мешок?»

Ваш вопрос застал меня врасплох, потому что он противоречил всем принципам морали. Я усмехнулся – я не делал этого уже несколько месяцев – и рассказал вам о своих подвигах с Артуром. Вы рассмеялись и представились как Джозефина де Клэр. Затем Вы пожали мне руку. «Как вас зовут, Мешкоголовый? – спросили Вы. – И что привело вас в бездну отчаяния?

Более десяти месяцев я держал свои чувства в секрете даже от Артура. Но Вы были другой. Вы вели себя так, словно мы были друзьями много лет.

И я полюбил Вас за это.

Вы двигались так порывисто, словно весь мир был сценой, а Вы – главным актером. Выражение вашего лица наполняло меня теплом, потому что оно отражало Вас, Ваше веселье и искренность. Конечно, я должен также прокомментировать Вашу манеру говорить. Вы так много говорили. Слова лились из Вас. Блестящие слова. Веселые слова.

И я полюбил Вас еще больше.

Мы сидели на полу в зале и болтали целую вечность.

Я рассказал Вам все: о своих родителях, Итоне и наследстве. Я упомянул о своих недавних приступах паники, и Вы сказали, что тоже страдаете от них. Вы рассказали о смерти Вашего отца, о Ваших отчужденных отношениях с мамой и о том, что Вы хотели стать школьной учительницей, а не титулованной леди.

Вы признались, что горе привело Вас в этот зал.

Зал был огромным по сравнению с нами, но я чувствовал себя как дома, когда сидел напротив Вас. Мы играли в крестики-нолики в пыли на полу. Мы обменивались своими унизительными историями, причем моя была гораздо трагичнее, чем Ваша. Потом, во время второго часа нашего плена, Вы начали прикладывать руки ко рту и звать на помощь. Никто не пришел, потому что скрипка Артура заглушала все звуки.

Я встал и протянул Вам руку, а Вы улыбнулись. В следующее мгновение я понял, что мы находимся друг напротив друга в огромном танцевальном зале.

Музыка наполняла зал, ее мелодию приглушала закрытая дверь. Вы хихикали, когда мы, следуя нотам, танцевали кантри. И правильно. Мы были чертовски неуклюжи. Я столкнулся с Вами по меньшей мере дважды. Вы сдались на полпути и начали импровизировать свои собственные шаги, кружиться, обхватывать меня рукой за талию, ерошить мои волосы, когда я наклонялся.

Мы старались производить как можно больше шума. Вы топали и прыгали, Ваши каблуки стучали по половицам. Я откидывал голову назад и кричал. Этот звук, мягко говоря, забавлял Вас, потому что Вы так смеялись, что рухнули в ворох юбок.

Музыка прекратилась, но никто не пришел нам на помощь. Позже я узнала, что Артур вернулся в гостиницу в пьяном бреду без меня.

Прошел еще час. Мы растянулись на спине и смотрели в потолок, представляя в темноте созвездия. Комната была нашей – нашим царством, где приличия больше не имели значения, промежутком между Вашей и моей жизнью.

Вы сказали это, и я никогда этого не забуду: «Никто не говорит о другой потере, о потере, которая происходит внутри нас. Мы теряем людей и вещи, но мы теряем с ними часть себя. Мы скорбим и об этих недостающих частях. Мы скорбим о них, и мы скорбим о себе. Но я думаю, что потеря этих частей создает свободу. Для чего-то нового. Для понимания чужой боли и приятия ее в нашем освобожденном пространстве. В сокрушении нет ничего постыдного, Элиас. Может быть, мы встретились сегодня, потому что Бог знал, что нам нужно быть вместе. Может быть, целостность приходит не от исцеления, а от того, что мы вместе».

Я провел рукой по доскам пола и коснулся Вашей руки. Вы переплели наши пальцы, Ваша хватка была твердой и решительной. В тот момент приличий не существовало. Не существовало ни вдовы Рох, ни наследства. Все растворилось в темной комнате, где я остался наедине с Вами, держа Вас за руку, отдавая груз, который нес на себе долгие годы.

Хозяин дома вызволил нас около полуночи. Ему и еще одному джентльмену удалось взломать дверь. Очевидно, Ваша попутчица наконец заметила Ваше отсутствие, когда зашла в Вашу комнату в гостинице. Она пошла в трактир и потребовала обыска.