Они поднимались все выше, город был уже под ними. Переехали трамвайные рельсы, в то же мгновение позади мигнул светофор и опустился шлагбаум.

Они были на Холменвейен.

— Кто пойдет со мной к двери, Милано? — выкрикнул Харри в сторону передних сидений.

— Дельта-три и Дельта-четыре, — прокричал в ответ Милано, повернулся и показал на мужчину, у которого на груди и на спине комбинезона мелом была написана цифра «3».

— О'кей, — сказал Харри. — А остальные?

— По два человека с каждой стороны дома. План «Дайк один-четыре-пять».

Кайя знала, что это код, по которому они должны будут ринуться вперед, что метод заимствован из американского футбола, цель — обеспечить быструю коммуникацию и не дать противнику ничего понять, даже если он выйдет на частоты «Дельты». Они притормозили за несколько домов до дома Лейке. Шестеро мужчин сняли с предохранителя свои «МП-5» и выпрыгнули из микроавтобуса. Кайя видела, как они рванули вперед через соседские садики с коричневой сухой травой, голыми яблонями и высокими изгородями, так популярными в западной части города. Она посмотрела на часы. Прошло сорок секунд, когда рация Милано проскрипела:

— Все на местах.

Шофер отпустил сцепление, и они медленно поехали к дому.

Особняк, который Тони Лейке приобрел сравнительно недавно, был желтый, одноэтажный, впечатляющего размера, но респектабельный адрес производил куда большее впечатление, чем архитектура, сочетающая, на взгляд Кайи, элементы функционализма с деревянным ящиком.

Они остановились напротив гаражных дверей, в начале гравиевой дорожки, ведущей к входной двери. Несколько лет тому назад, во время драмы с заложниками, когда «Дельта» уже успела окружить дом, преступникам удалось улизнуть, проникнув в гараж, соединенный с домом переходом, повернуть ключ зажигания в машине хозяина и уехать на глазах у вооруженных до зубов полицейских. А что им оставалось делать?

— Иди за нами, но не высовывайся, — приказал Харри Кайе. — В следующий раз — твоя очередь.

Они вылезли из автобуса, Харри сразу же пошел к дому, один из полицейских отставал от него на шаг, другой шел сбоку, вместе они образовывали прямоугольный треугольник. Кайя поняла по голосу, что Харри нервничает. Теперь и его тело свидетельствовало о том же. Напряженный затылок, преувеличенно плавные движения.

Они поднялись на крыльцо. Харри позвонил. Двое полицейских встали по обеим сторонам спиной к стене.

Кайя принялась считать. В автобусе Харри рассказал ей, что инструкция ФБР гласит: следует позвонить или постучать в дверь, крикнуть «Полиция!» и «Откройте, пожалуйста!», затем повторить и подождать десять секунд и только потом врываться в дом. У норвежской полиции на сей счет никаких специальных инструкций не было, но это не означает, что не существует вообще никаких правил.

Впрочем, в то утро на Холменвейен никакие правила и не понадобились.

Дверь распахнулась, и Кайя, машинально отпрянув, заметила в дверном проеме растаманскую шапочку, увидела, как шевельнулось плечо Харри, и услышала звук кулака, врезающегося в плоть.

Все произошло на автомате, Харри просто-напросто не смог остановиться.

Увидев в дверях дома Тони Лейке лунообразное лицо криминалиста Бьёрна Холма, а за его спиной — других криминалистов, вовсю ведущих обыск, Харри за какую-то секунду понял, что произошло, и в глазах у него потемнело.

Он только почувствовал отдачу от удара в плече, и костяшкам пальцев стало больно. Когда он снова открыл глаза, то увидел, что Бьёрн Холм стоит на коленях в прихожей, из носа у него хлещет кровь, течет по губам и капает с подбородка.

Двое полицейских из «Дельты» бросились вперед и направили было стволы на Холма, но тоже явно растерялись. Надо думать, они и раньше видели его знаменитую шапчонку, и сообразили, что другие люди, одетые в белое, — это просто криминалистическая группа.

— Доложи, что ситуация под контролем, — сказал Харри человеку с цифрой «3» на груди. — И что подозреваемый арестован. Микаэлем Бельманом.

Харри сидел, глубоко утопая в кресле, вытянув ноги так, что они доставали до письменного стола Гуннара Хагена.

— Все очень просто, шеф. Бельман узнал, что мы собираемся задержать Тони Лейке. Черт побери, у них прокуратура через дорогу, в том же здании, что и криминалистический отдел. Он мог просто перейти дорогу и получить ордер от прокурора, всего-то дел минуты на две. А мне пришлось ждать два гребаных часа у нашего юриста!

— Не надо кричать, — сказал Хаген.

— Тебе не надо, а мне надо, — заорал Харри и стукнул по подлокотнику. — Черт! Черт! Черт!

— Скажи спасибо, что Холм на тебя рапорт не написал. Кстати, а его-то ты зачем ударил? Что, утечка шла через него?

— Что-нибудь еще, шеф?

Хаген посмотрел на своего старшего инспектора. Потом покачал головой:

— Возьми-ка пару выходных, Харри.

Как же только не называли Трульса Бернтсена в детстве и юности! Большинство кличек сейчас позабыты. Но в начале девяностых, после старшей школы, он получил прозвище, которое приклеилось к нему намертво: Бивис. Тот самый идиот из комиксов на MTV. Светлые волосы, выступающая нижняя челюсть и хрюкающий смех. О'кей, ну допустим, он и правда так смеется. Он делал это начиная с начальной школы, особенно если кого-то били. Особенно когда били его самого. Он читал в одном журнале комиксов, что Бивиса и Батхеда придумал чувак по фамилии Джадж, а как звать, он не помнил. В общем, этот самый Джадж рассказывал, что отец у Бивиса был пьяница, который лупил сына. Трульс Бернтсен помнил только, что бросил журнал на пол в магазине и ушел, смеясь своим поросячьим смехом.

У него были два дядьки, оба полицейские, и сам он в общем-то почти удовлетворял требованиям, предъявляемым в Полицейской академии, плюс у него еще были две рекомендации. Экзамен он сдал чудом, в частности благодаря помощи соседа по парте. Иначе и быть не могло, ведь они были дружками с самого детства. Дружба дружбе, конечно, рознь. Если уж быть совсем честным, то Микаэль Бельман командовал Бивисом, еще когда обоим было двенадцать и они встречались на пустыре, где однажды чуть не взорвали весь Манглерюд. Бельман поймал его на месте преступления, когда он пытался поджечь мертвую крысу. И показал ему, что все может быть гораздо интереснее, если засунуть в пасть крысе динамитную шашку. Трульсу было даже дозволено поджечь фитиль. И с того самого дня он ходил за Бельманом по пятам. Когда ему это разрешали. Микаэлю удавалось все то, что было не под силу Трульсу. И в учебе, и на физре, и говорить он умел так, что никто с ним шутить не решался. У него даже девчонки были, причем одна — на год старше и с буферами, а Микаэль мог ее тискать когда хотел. Трульс превосходил Микаэля только в одном: он как никто умел сносить побои. Бельман всегда умел уворачиваться в драках, но когда его приемчики надоедали большим мальчишкам и они лезли с кулаками на этого задаваку, то Микаэль ставил перед собой Трульса. Потому что Трульса можно было бить. Ему не привыкать, он еще дома привык. Мальчишки могли отколошматить его до крови, но он не уходил, а только заливался своим поросячьим смехом, выводя их из себя еще больше. Трульс просто не мог остановиться. Он знал, что потом Микаэль одобрительно хлопнет его по плечу, а если сегодня воскресенье, то, может быть, скажет, что Юлле и Те-Ве нынче снова будут гоняться. И тогда приятели займут позиции на мосту недалеко от Рюенкрюссет, вдыхая запах раскаленного солнцем асфальта и слушая рев моторов «каваев-1000», а обе команды болельщиков будут орать и бесноваться. И наконец на пустынное воскресное шоссе с ревом вылетят мотоциклы Юлле и Те-Ве, промчатся мимо них и дальше, вниз, к туннелю и Брюну, и они с Микаэлем — если тот будет в настроении, а мать Трульса — на дежурстве в Акерской больнице, — пойдут к Микаэлю домой, и фру Бельман угостит их воскресным ужином.