— Сам Гэндальф, вернее, Олорин? — чуть усмехнулся Пелагаст. — Я догадывался, что рано или поздно он отыщет тебя. Он всегда был неравнодушен к вам, хоббитам. Ты, значит, видел его! Он, конечно, ничего не сказал тебе, толкуя про Весы?

— Так и есть… Но откуда… — начал было изумившийся Фолко и вновь остановился, почувствовав неуместность своего вопроса.

— Проклятые Весы, — вздохнул Пелагаст. — Но ничего не поделаешь. Что же до меня… неужели ты ещё не догадался? А ещё Книгу читал. Ну, впрочем, это не так важно. Ты же сам пришёл ко мне, значит, знал, хоть и не умом. Обо мне мы ещё поговорим, а пока — я жду твоего рассказа.

И Фолко, подчиняясь властно зазвучавшей в этом спокойном голосе силе, начал своё повествование. Оно оказалось длинным — Пелагаст требовал, чтобы хоббит не опускал ни одной детали. Он долго и дотошно выспрашивал его, обо всём происшедшем в Могильниках, интересовался Храудуном, причем, слушая Фолко, ещё больше нахмурился и что-то прошептал. Хоббиту показалось, будто Пелагаст сказал нечто вроде «опять он за старое». Их аннуминасские приключения он выслушал не так внимательно, остановившись лишь на истории с явившимся призраком. Он молча покивал при этом, словно находя подтверждение каким-то своим мыслям, а потом вдруг как-то по-особенному щёлкнул пальцами, и в углу вдруг вспыхнули два больших жёлтых глаза. Не ожидавший этого, Фолко вскрикнул.

— Не бойся, — повернулся к нему Пелагаст, — это Глин, мой филин.

Крылатая тень бесшумно скользнула прямо на плечо Пелагаста. Фолко увидел круглую голову, большие глаза, сейчас прикрытые от света тяжёлыми веками. Пелагаст что-то тихо сказал огромной птице, и Глин неслышно взлетел, тотчас скрывшись в темноте. Фолко почувствовал на лице упругие толчки воздуха. И тотчас, словно у него в голове вспыхнула молния, он внезапно понял, кто сейчас перед ним. И прежде чем он успел подумать, что же ему делать дальше, его спина уже согнулась, а сам он склонился в низком, почтительном поклоне.

Пелагаст усмехнулся.

— Понял наконец… Да, я был когда-то Радагастом Карим, одним из Пяти. А теперь я торговец оружием в Пригорье… Я последний из Пяти, оставшийся в Средиземье. Гэндальф ушёл, и остальные тоже… Сарумана вроде бы убили… А я остался. Мне нечего делать в Заморье, Фолко, сын Хэмфаста. Я не был ничьим врагом, мне служили растения, звери и птицы. Один-единственный раз я оказался втянут в людские дела — когда я, на беду, передал Олорину приглашение Сарумана, ещё не зная, что тот уже сплёл чёрные сети коварства и предательства. После этого я сказал себе: «Радагаст, не твоё дело вмешиваться в Великие Войны, занимайся своими делами!» Да не вышло… Старина Гэндальф разыскал меня после победы, звал с собой. Но я отказался: в Заморье у меня дел не было, и в отдыхе я не нуждался.

«Так ты решительно против? — спросил меня Гэндальф, и я видел, как его лицо потемнело. — Ты понимаешь, что тебя ждёт?»

«Что может меня ждать? — беспечно ответил я. — У тебя свои дела, Белый, у меня, Карего, свои. Враг пал, и это прекрасно. Твои труды, быть может, и закончены, мои же будут продолжаться вечно, пока стоит этот мир. Нет, это решено — я остаюсь».

«Ты, конечно, думаешь, что сохранишь всё, чем владел, и всю свою древнюю силу?» — прищурившись, спросил меня Гэндальф.

И я понял, что он сердится, но тогда я ещё не знал, что он хочет мне добра, только на свой манер. Сперва я, признаться, подумал, что новоиспечённый глава заканчивающего своё существование Светлого Совета хочет в последний раз показать свой знаменитый характер.

«Что бы я ни сохранил, — ответил я, — ты не уговоришь меня. Я никогда не променяю бесконечность жизни на бессмертие».

«Так слушай же, Радагаст Простак, как назвал тебя как-то Саруман! — в сердцах вскричал Гэндальф. — Тебе придётся принять на себя всё то рассеянное зло, что ещё осталось в Средиземье. Светлый Совет больше никогда не будет созван, наш Орден прекратил существование, Саруман пал, я ухожу. Твой посох теряет силу! А здесь уже бессилен и я. Ты знаешь, кто распорядился так и почему не может быть иначе. Тебе придётся идти к людям и тяжким трудом зарабатывать себе на хлеб. Бесконечность жизни ты сохранишь, и мудрость у тебя останется, а вот силы поубавится, и останется ли что-нибудь, не знаю ни я, ни пославшая нас Светлая Королева. Ты не изменишь своего решения?!»

Признаться, мне стало не по себе, но я собрал всю волю и гордо ответил, что остаюсь, что бы ни произошло. И Гэндальф как-то сразу угас, осунулся, сделавшись вдруг невообразимо старым.

«Прощай, Радагаст, — сказал он, медленно идя к двери. — Кто знает, быть может, ты и не столь уж не прав. Оставайся! Я верю, что найду способ свидеться с тобой. Но умоляю тебя, пригляди за хоббитами! Они очень дороги мне, я покидаю их с болью в сердце. Ты обещаешь мне это? Тогда я смогу уйти спокойно».

«Разве я когда-нибудь не выполнял своих обещаний?» — сказал я в ответ.

Гэндадьф обнял меня и скрылся за порогом. Потом я узнал, что он покинул Средиземье вместе с Элрондом и Галадриэлью. А затем, — он вздохнул, — всё произошло так, как предсказывал мне Гэндальф. Мой посох сломался. — Радагаст вздрогнул, его лицо искривила гримаса когда-то пережитой нестерпимой боли. — И я стал тем, кем ты меня видишь — Пелагастом, лавочником с патентом Короля Соединённого Королевства!

Кое-что я, конечно, утратил, но всё же не всё. Выполняя обещание, данное Гэндальфу, я стал подыскивать себе новое местожительство где-нибудь поближе к его любимой Хоббитании, когда на мой небольшой дом на восточном краю Чернолесья обрушились дикие кочевники-истерлинги. И тут я понял, что мои силы действительно очень ослабли. Я не мог отстоять своё жилище и едва спасся сам. Теперь вот живу здесь. — Радагаст тяжело вздохнул. — Я давно заметил неладное, но разбойники меня занимали мало — это дело людей. Мне пришлось иметь дело с остатками иного зла, но и тут я мог немногое… Разве что — подать вовремя нужный совет. Поэтому ты так заинтересовал меня. Тебе нужно побольше увидеть, чтобы нам можно было решить, куда направиться дальше. Ты принёс мне очень важные сведения. Храудуном я займусь сам, а с Могильниками пока ничего не сделаешь. Их порождения пока ещё не слишком опасны, однако я обязательно повидаюсь со стариной Бомбадилом — он-то найдёт на них управу. Тот призрак действительно явился в Аннуминас за мечом, унесённым Торином. Передай ему, чтобы он не выбрасывал его — так умертвия копят силу, отдаваемую ей поклоняющимися Могильникам людьми.

Я наведу Диза на мысль крепче следить за Полем. А вот Мория… Тут я мало что могу добавить к твоим предположениям. Туда надо идти, и чем скорее, тем лучше. Будь уверен — слушающиеся меня звери и птицы помогут вам, предупредят об опасности, и они же будут приносить мне сведения о вас. А после Мории постарайся увидеться со мной, мы вместе всё обдумаем. Я пошлю вести к Кэрдану и Трандуилу, но всё будет зависеть от того, что ты сможешь узнать. Вот так! Но ты, я вижу, что-то хочешь спросить?

— Что значат твои слова о Западе, Востоке, Севере и Юге? — облизнув губы, жадно спросил Фолко.

— Это твой путь, — печально усмехнувшись, ответил Радагаст. — Не требуй от меня большего, далеко не всегда предсказывающий может истолковать пришедшие ему в голову слова. И я тоже пока не могу. Но будь уверен: везде, где бы ты ни был, мои помыслы будут с тобой. Ты оказался первым хоббитом после знаменитой четвёрки, рискнувшим ввязаться в дела Большого Мира, и это уже само по себе грозный признак.