Обожание, испытываемое мною к этому подвиду, ни в коем случае не следует путать с самообманом тех безнадежных тупиц, которые «выходят замуж» за серийных убийц в камерах смертников в Техасе. Леди, пожалуйста, послушайте – это к вам относится: осужденные головорезы не сексуальны. От них просто мурашки по коже. Если только мы не говорим о Теде Банди[140], но это так, к слову пришлось.

В общем, горячие до дрожи. Таких в настоящий момент много. Например, Джонни Ноксвилл[141], который выглядит так, будто постоянно носит в кармане финку.

– И Джонни Депп, – говорит Л., подзывая бармена, чтобы принес нам еще две «Маргариты» и в два раза быстрее. – У этого мужчины настолько все в порядке и с «горячим», и с дрожью, что он практически их святой-покровитель.

Л. проводила меня домой и приняла приглашение выпить чашечку чего-нибудь, но я сознавала, что мы все еще пьяны и громогласны, а я ненавижу приходить домой пьяная перед носом у Дж. Не то чтобы он хоть слово когда-нибудь сказал, но по мне, так это примерно так же непорядочно, как лезть в восьмисотфунтовую сумочку, чтобы заплатить за выпуск «Big Issue»[142]. Впрочем, Л. откланялась, когда чайник был еще горячий.

Я не могла перестать думать об Этом Парне, и мне пришлось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не позвонить ему. Возможно, динамика любви слишком сложна, чтобы я могла ее вычислить, и простого наличия его недостатков – и моих собственных – недостаточно, чтобы решить, что сохранять ее не стоит. Может быть, смысл любви состоит в том, что тебя любят не вопреки твоим несовершенствам, а за них.

Может быть, смысл любви в том, что тебя любят не вопреки твоим несовершенствам, а за них.

В противном случае любовь возникала бы только между десять раз пропущенными через угольный фильтр красавицами и красавцами с теле– и киноэкранов. Я в это поверить не могу, несмотря на бесконечные свидетельства издателей «желтых» журналов о знаменитостях, уверовавших, что так должно быть. Я думала о виски: он получает свой аромат от бочки, которая уже использовалась однажды (а иногда и дважды). Тяжеловесная метафора, но подходящая: в конце концов, я же была под мухой! Определила по абстрактному ворчанию своего пищеварительного тракта неприятие телом любых ментальных усилий, когда оно накачано ромом с кокосовым молоком, – и рванула в сортир.

Джорджи, должно быть, устала играть с моим бойфрендом, потому что только за сегодня он звонил трижды. Раздражает, что мужчины столь предсказуемы, но не могу сказать, что мне это не нравится. Когда я включила компьютер и влезла в чат, он был там. Единственное, на что я могу пожаловаться, – это что он, кажется, более склонен обмениваться светскими любезностями, чем говорить о сексе. Значит ли это, что он все забыл? Что будет, если я вернусь, а он совершенно ко мне остыл?

По крайней мере, имеются и маленькие победы. Как, например, жизнеспасительный продукт, который порекомендовала Л. для изнуренной солнцем кожи. Замещаю свои плотские позывы принудительным отшелушиванием. Не в последнюю очередь потому, что лечение производится с помощью вибрирующего жезла, которым полагается наносить крем.

Некоторые стоящие рядом факты слишком неудобны, чтобы их можно было объяснить – наподобие апельсина во рту у мертвого политика[143].

Внезапное решение начать ходить в качалку сразу после Рождества, например, – непростительная комбинация. Составление плана для «Дней альтернативного топлива» считаные часы спустя после того, как ОПЕК начинает сговариваться о ценах: никого этим не обманешь.

Этот Парень, приглашающий меня на свадьбу к друзьям в тот же день, когда я возвращаюсь домой, как только он выясняет, в котором часу я должна прилететь: абсолютно прозрачно! Мне надоело быть тем, чем довольствуются. Но, с другой стороны, поработав девушкой по вызову, следовало бы к этому привыкнуть.

Каждая четвертая женщина определенно хотела бы переспать с Робби Уильямсом. ИЛ. – одна из них.

Леди, представляете ли вы, что это значит?! Это значит, вместо того чтобы быть жонглировать карьерой и семьей, как героиня книжки «Не знаю, как она это делает»[144], быть за все берущимися ультрасовременными Милли, мы на самом деле безнадежно женственны и крайне предсказуемы насчет этого дела к тому же. Мы мечтаем о грубости. Мы все хотим быть той, что сделает из «плохого мальчика» – хорошего.

– Просто он кажется таким… одиноким, – приводит Л. довод в свою защиту.

Мы все мечтаем о грубости. Мы хотим быть той, что сделает из «плохого мальчика» – хорошего.

О, это бледное отражение культурного наследия позднего двадцатого столетия: выяснить, что глубоко в душе мы коллективно удавиться готовы за возможность быть точно такими же, как наши праматери, чьи мужья были ничуть не более взрослыми, чем дети, которых они растили! Мысль об испепеляющем взгляде персонажа, который, насколько я могу судить, больше всего напоминает местами выбритую гориллу, вызывает у леди такие пароксизмы страсти, что промокают трусики, крайне удручает. Разве этого суфражистки хотели для нас? Разве это и есть будущее, которое г-жа Стейнем[145]и компания нам уготовили?

– Понимаешь, я ощущаю, что мы как-то связаны. Я знаю, что он чувствует, – поясняет она.

Вот только на днях мы с Л. болтали за кофе, вслух рассуждая, как, черт побери, мужчинам удается штаны-то свои надевать, не то что брать на себя бремя власти в большинстве современных правительств. Наверняка у женщин больше командного духа и способностей, чтобы обеспечивать цивилизации положительный прогресс. При этом не изнывая втайне по потным строителям и поп-звездам, которые хотят быть потными строителями.

– Я тут подумывала написать ему письмо, – сообщает Л. – Сказать: эй, я не охочусь за твоими бабками, у меня их и так полно. Я просто думаю, что сумела бы тебя любить.

Что хуже всего, это заставило меня презирать Робби просто за сам факт его существования. Когда Дж. ставит один из его CD, я куда-нибудь сваливаю. Если, когда я переключаю каналы, мой взгляд останавливается на одном из его красочных видеошоу, я выключаю телевизор и бросаюсь в безопасные, теплые объятия Радио ВВС. Просто невозможно спокойно выносить мир, в котором столько женщин обожает этого мужчину!