– Простите мне мою настойчивость, ваше величество, – твердо проговорил префект. – Партия бонапартистов цела и невредима; вот уже месяц, как бонапартисты опустошили все лавки оружейников, а оружейные фабрики Сент-Этьена и Льежа работают исключительно на них.

– Да что вы тут рассказываете?! – изумился король.

– Правду, ваше величество.

– Тогда выражайтесь яснее, – попросил король.

– Государь! Завтра состоится казнь господина Сарранти.

– Господина Сарранти?.. Погодите-ка! – напрягая память, вымолвил король. – По просьбе одного монаха я, кажется, помиловал осужденного?

– По просьбе его сына, просившего у вас трехмесячной отсрочки, чтобы успеть сходить в Рим, где он должен был, как говорили, представить доказательство о невиновности своего отца, и вы, ваше величество, предоставили отсрочку.

– Вот именно.

– Три месяца, сир, истекают нынче, и во исполнение полученных мною приказаний казнь должна состояться завтра.

– Этот монах произвел на меня впечатление достойного молодого человека, – задумчиво проговорил король. – Похоже, он был уверен в невиновности своего отца.

– Да, сир. Но он не представил доказательств, он даже не явился после путешествия в Рим.

– И вы говорите, завтра – последний день отсрочки?

– Да, ваше величество, завтра.

– Продолжайте.

– Один из самых преданных императору людей, тот самый, что предпринял попытку похитить короля Римского, истратил за неделю более миллиона ради спасения господина Сарранти, своего товарища по оружию и друга.

– Неужели вы полагаете, сударь, – спросил Карл X, – что вор и убийца мог бы в самом деле внушать кому-нибудь дружеские чувства?

– Ваше величество! Он был осужден.

– Ладно! – кивнул Карл X. – И вам известно, какими силами располагает генерал Лебастар де Премон?

– Достаточными, государь.

– Противопоставьте ему силу вдвое, втрое, вчетверо большую!

– Необходимые меры уже приняты, сир.

– Чего же вы в таком случае боитесь? – нетерпеливо проговорил король и посмотрел в небо сквозь оконное стекло.

Туча совсем исчезла. Вслед за небосводом лицо короля тоже просветлело.

– У меня вызывает опасение то обстоятельство, ваше величество, – продолжал префект, – что похороны Манюэля совпадут с казнью Сарранти. Это послужит поводом для объединения бонапартистов и якобинцев. Оба эти человека пользуются известностью среди членов своих партий. И, наконец, налицо разнообразные тревожные симптомы, например похищение и исчезновение одного из самых ловких и верных полицейских вашего величества.

– Кто похищен? – спросил король.

– Господин Жакаль, ваше величество.

– Как?! – растерялся король. – Неужели господин Жакаль похищен?

– Так точно, государь.

– Когда это произошло?

– Около трех часов тому назад, сир, по дороге из Парижа в Сен-Клу. Он отправился в королевский дворец, чтобы встретиться со мной и министром юстиции и переговорить о новых, только что обнаружившихся обстоятельствах. Имею честь, сир, – продолжал префект, возвращаясь к первоначальной теме разговора, – просить вашего позволения объявить Париж на осадном положении в предвидении непоправимых несчастий.

Не говоря ни слова, король покачал головой.

Видя, что король не отвечает, министры тоже отмалчивались.

Король не отвечал по двум причинам.

Во-первых, такая мера представлялась ему слишком серьезной.

Во-вторых, читатели не забыли об охоте в Компьене, намеченной за три дня и сулившей королю настоящий праздник. Было бы непросто открыто охотиться в тот день, когда Париж был бы объявлен на осадном положении.

Король Карл X был знаком с газетами оппозиции и не сомневался, что они не преминут перемыть ему косточки при первом же удачном случае Париж объявлен на осадном положении, а король в тот же день охотится в Компьене! Нет, это было невозможно. Приходилось отказаться либо от охоты, либо от осадного положения.

– Итак, господа, что думают ваши превосходительства о предложении господина префекта полиции? – спросил король.

К величайшему его изумлению, все высказались за осадное положение.

Дело в том, что кабинет министров де Виллеля, крепко спаянный за пять лет, чувствовал по глухим подрагиваниям приближавшееся землетрясение и ждал или, точнее, искал лишь повода, чтобы дать Франции решительный бой.

Такое категоричное мнение не пришлось королю по вкусу.

Он снова покачал головой, это означало, что он не одобряет мнения совета.

Вдруг его словно осенило, и он вскричал:

– А что если я помилую господина Сарранти! Я не только вполовину сокращу вероятность бунта, но и привлеку на свою сторону немало его сторонников.

– Ваше величество! – заметил г-н де Пейроне – Стерн был абсолютно прав, утверждая, что в душе у Бурбонов нет ни крупицы ненависти.

– Кто так сказал, сударь? – спросил польщенный Карл X.

– Один английский автор, ваше величество.

– Здравствующий?

– Нет. Он умер шестьдесят лет назад.

– Этот автор хорошо нас знал, сударь, и я сожалею, что не был с ним знаком. Впрочем, мы отклонились от темы. Повторяю: эта история с господином Сарранти представляется мне не вполне ясной. Я не хочу, чтобы меня упрекали в смерти современных Каласов и Лезюрков. Повторяю: я хочу помиловать господина Сарранти.

Однако их превосходительства, как и в первый раз, хранили молчание. Они напоминали восковые фигуры из салона Куртиуса, еще существовавшего в те времена.

– В чем дело? – немного раздраженно проговорил король. – Вы не хотите отвечать?

Министр юстиции оказался посмелее своих коллег или счел, что вопрос входит в его компетенцию. Он шагнул навстречу королю и поклонился:

– Ваше величество! Если мне позволено говорить открыто, я осмелюсь заметить, что помилование осужденного произведет удручающее впечатление на верноподданных короля. Все ждут казни господина Сарранти как ничтожного бонапартиста. Его помилование будет встречено не как акт милосердия, а как слабость. Умоляю вас, государь, – надеюсь, что я сейчас выражаю общее мнение всех своих коллег, – дать возможность свершиться правосудию.

– Неужели таково мнение совета? – спросил король.

Все министры в один голос ответили, что разделяют мнение министра юстиции.

– Ну, будь по-вашему, – вздохнул король.

– Значит, король мне позволяет ввести в Париже осадное положение? – спросил префект полиции, обменявшись многозначительным взглядом с председателем совета.