сел к пулемету, быстро снял затвор, передернул его пару раз, постучал молоточком и снова поставил на место, зарядив туда пулеметную ленту, и направил его в сторону дома. Еще три коробки с патронными лентами стояли сбоку пулемета.

Порфирий тоже не терял времени даром: увидев стоящий недалеко от сарая тарантас, он запряг туда лошадь и подъехал поближе к дверям сарая. Редкие бандиты, попадавшиеся на пути, не обращали на них никакого внимания, так как искали место побезопаснее, чтобы хоть немного поспать. А охранник валялся перед входом в сарай без сознания, разметав руки и попахивая чем-то очень знакомым каждому с детства.

Наконец, когда все уже было готово, Андрей подбежал к сараю и одним ударом выбил клин, закрывавший дверь. К этому времени мы все были готовы и, как только дверь открылась, бросились вперед. Англичанину, купцу, жандармскому ротмистру и прапорщику я приказал садиться в тарантас к Порфирию, все осталные оккупировали тачанку. По пути я подхватил карабин часового и бросил его ротмистру. Оставался Василий, по сценарию находившийся в «гостях» у атаманши.

Махнув рукою Порфирию, чтобы он, пока нет суматохи, потихоньку выбирался на дорогу, я кивнул Степану, который призывно свистнул. Этот свист заставил одного из бандитов повернуть голову в сторону свистевшего. Увиденное привело его в шок, и он громко закричал, хватаясь за револьвер, за что сразу получил пулеметную очередь в живот, разрезавшую его пополам. Это послужило сигналом к осмыслению ситуации бандитами.

Масла в огонь добавил Василий, который внезапно вывалился из окна вместе с рамою и побежал к нам в неглиже, держа в руках свою одежду. Следом за ним на крыльцо выскочила Маруся и с криком «Стой, сволочь!» стала палить в него из револьвера. Однако пулеметная очередь, просвистевшая рядом, заставила ее, ругающую на чем свет стоит Василия, спрятаться в доме. К этой стрельбе постепенно присоединялись и другие бандиты, ведя пока беспорядочный неприцельный огонь.

«Хорошо, что Порфирий вовремя уехал, − подумал я. − А то неизвестно, как все еще бы было».

Наконец Василий, добежав до нас, ввалился в тачанку, и Андрей, гикнув, бросил ее на лесную дорогу. Кони, напуганные стрельбой, неслись вовсю. Мы, как могли, уворачивались от веток, которые хлестали нас со всех сторон. Погони пока не было. Минут через пять мы догнали мчавшийся впереди тарантас, на котором все пассажиры, слава Богу, были в добром здравии. Я приказал чуть сдерживать лошадей, а то неровности этой лесной дороги могли повредить колеса наших экипажей, и тогда пиши пропало.

Вдруг неожиданно слева от прогалины раздались выстрелы. Из нее наперерез нам выскочило четыре всадника, стрелявшие в нас на ходу. Я схватил лежащий рядом карабин и открыл стрельбу по всадникам. С тарантаса мне своим огнем стал помогать ротмистр. Пулемет в этой ситуации был бесполезен. Мы не могли его развернуть на нужный нам угол обстрела. Примерно после десяти выстрелов мы урегулировали ситуацию и продолжили наше бегство к свободе. Из наших пассажиров никто не пострадал, они снова отделались легким испугом.

Не успели мы проехать еще метров триста, как сзади раздался топот копыт, и на дорогу вылетело человек семь верховых, с улюканьем приближавшихся к нам. Тут уж в полную силу заработал пулемет. Очевидно, бандиты не надеялись, что наш мастер так быстро его исправит. Я попросил Василия, который правил тачанкой, притормозить и на ходу перепрыгнул на лошадь, которая, потеряв всадника, скакала сбоку тачанки. К ее седлу была приторочена деревянная кобура с маузером. Лошадь, почувствовав всадника, повела себя более уверенно и я галопом поскакал вперед. Больше нас никто не преследовал, и мы минут через тридцать выехали на то самое место, где были захвачены в плен.

Впереди лежал Бахмут. Перед въездом в город мы привели себя в порядок. Только я насчитал в своем платье четыре пулевых отверстия, имелись отметины и у остальных. Бросив пулемет в лесу, приведя его в негодность, мы неспеша въехали в город на двух экипажах. Оставив их на одной из улиц пешком добрались до железнодорожного вокзала и где-то через час выехали в Юзовку. Ротмистр перед этим распрощался с нами на вокзале и, забрав юного прапорщика, отправился в полицейский участок.

Вагон на этот раз был заполнен до отказа. Благо, мы при посадке успели занять две лавки при входе и почти с комфортом расположиться на них. Да собственно говоря, никто особо и не пытался пристроиться на наши места, учитывая наш помятый внешний вид и оружие, которое имелось у нас.

Мерно раскачивающийся вагон отправил всех нас в дремоту, где-то граничащую со сном. И если мои спутники отдались во власть этой стихии, учитывая пережитое, то я позволить себе этого не мог. И хотя глаза неимоверно пытались закрыться, я прилагал максимум усилий, чтобы не допустить этого. Единственное, что развеселило нас, так это ситуация с Василием, касающаяся его взаимоотношений с атаманшей. Всегда любивший подначивать Степан задал вопрос об этом Василию. Тот сначала засмущался, а затем, махнув рукой, повернулся к нам и поведал следующее.

Как было ему определено нашим планом, он с энтузиазмом взялся выполнять порученное непростое задание. Начал кружить вокруг своего объекта, строить глазки, говорить комплименты, пытался подержаться за ручку, чтобы установить личный контакт. Однако все было напрасно.

Во-первых, ее окружение постоянно мешало этому процессу, ревностно относясь ко всем его попыткам контакта. Во-вторых, сама Маруся, хоть и была анархисткой, но в отношениях с мужчинами придерживалась определенных правил, а проще говоря, устанавливала очередь из тех, кого она сегодня желала бы. И вот в порядке эксперимента первым в ее списке в тот день должен был оказаться я. Поэтому она и запретила дальнейшее избиение меня, чтобы не портили внешний вид, а кровь и синяки, наоборот, возбуждали ее и активизировали ее женскую натуру. И, наконец, в-третьих, она как женщина отвыкла от нормального ухаживания и привыкла сама брать то, что ей надо.

Василий долго думал, чем затронуть ее очерствевшую душу. И в конце концов пошел в лес и нарвал большой букет весенних цветов, сложив их в определенную цветовую гамму, которая затрагивает женское сердце. Дело в том, что все мы живем в разном цвете, который находится внутри каждого из нас, поэтому, одеваясь в тот или иной цвет, мы пытаемся обратить на себя внимание и выразить свое внутреннее состояние и потребность. Точно так же и наши мысли и эмоции имеют свой цвет, в зависимости от их содержания. Прочитав по цвету одежды ее внутреннее состояние, Василий понял, что ей надо, и после обеда нагло