Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мишель, я просто не понимаю, как можно было так привязаться к этому миру?
– Это люди, – отвечаю я, когда тарелка поднимается над лесом и я слышу, как мои друзья что-то кричат.
Эдмонд Уэллс пожимает плечами.
– Это просто пешки в игре, которой они не понимают, и которая нужна только для того, чтобы развлекать богов.
В индуизме принято считать, что Вселенная развивается циклически, периоды созидания сменяются периодами разрушения. У истоков этих процессов стоят три бога: Вишну, Брахма и Шива. Вишну спит, лежа на змее Ананта, который символизирует бесконечность. Священный змей покоится в океане, бессознательного. Из пупка Вишну прорастает лотос, в котором находится пробуждающийся Брахма.
Когда Брахма открывает глаза, возникает вселенная, происходит Большой взрыв. Эта вселенная – сон Вишну.
Вишну снится мир, который он знал, и на основе его видений Брахма создает материю и жизнь. Но этот мир все еще несовершенен, тогда Шива начинает танцевать, чтобы уничтожить его и дать возможность вновь возродиться.
Когда Брахма закрывает глаза, чтобы снова заснуть, все разрушается. Происходит то, что астрофизики называют Большое сжатие.[18]Индуисты и пророк Даниил считают, что каждый новый мир начинается с золотого века, за которым следуют серебряный и железный.
Чтобы путешествовать по Земле, Вишну, Брахма и Шива используют аватар, то есть посланцев в нижние миры. Самые известные аватары Вишну:
Рама, седьмая реинкарнация изначальной аватары. В «Рамаяне» рассказывается о том, как он избавил мир от демонов;
Кришна, восьмая реинкарнация. Он научил людей получать наслаждение от божественной любви;
Будда Гаутама, девятая реинкарнация.
В конце железного века должна появиться последняя – Калки.
Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI
Для того чтобы попасть на Землю-18 с Эдема, мне пришлось заснуть. Я проснулся, только когда попал в другой мир, и понятия не имел, как оказался в нижнем мире среди смертных.
Возвращение происходит совсем иначе. Мы поднимаемся сквозь слои атмосферы Земли-18 в летающей тарелке, привязанной к прозрачной нити, спускающейся с неба.
Подъем происходит очень быстро, видимо, рыбак, выуживающий нас, очень торопится. Снаружи слышен шум ветра.
– Я рад снова видеть тебя, Мишель, хотя и чувствую, что ты не можешь ответить мне тем же, – говорит Эдмонд Уэллс.
Я не отвечаю. Внизу посреди океана маленький остров, похожий на зуб, стремительно уменьшается. Мы поднимаемся над облаками и вскоре оказываемся в открытом космосе. На смену ветру, свистевшему и завывавшему за стенами тарелки, приходит оглушительная тишина.
– Надеюсь, то, за чем ты вызвал меня, и в самом деле важно, – мрачно говорю я.
– Гораздо важнее, чем ты думаешь, – загадочно отвечает Уэллс.
– А что будет с теми, кто остался внизу? С планетой, которую Прудон собрался поработить? Что с ними будет?
– Я бог-ученик, а не пророк. Думаю, что у них есть шанс выпутаться из этой истории. Для этого нужно, чтобы кто-нибудь решился противостоять злу и спасти как можно большее число людей.
– Ясно. Я помню твои слова: «достаточно и капли, чтобы океан переполнился» или «от того, какой ты делаешь выбор, пусть это даже касается пустяков, зависит, каким станет будущее». И я отправился с тобой только ради того, чтобы океан не переполнился.
Я думаю, что в конце задуман хеппи-энд. Во всяком случае, мне хочется так думать. Но прежде чем мы до него доберемся, придется немало потрудиться.
Однако существует закон энтропии, согласно которому хаос, предоставленный сам себе, побеждает, и происходит худшее, что только может быть.
– Мы делаем все возможное, чтобы этого не произошло. Мы должны навести порядок там, где все пошло наперекосяк.
– Ладно, я понял. Отдых мне светит только после смерти, – говорю я.
– Если ты вообще когда-нибудь умрешь.
– Я и забыл, что я бессмертен. Думаю, что я так до конца и не поверил в это. Столько людей умерло у меня на глазах. Пусть они были людьми, а не богами, но они так походили на меня. Почему же они смертны, а я нет? – спрашиваю я.
– Вероятно, потому, что так когда-то решила твоя душа.
– Я так устал, что хотел бы умереть. Окончательно и бесповоротно.
– Вполне возможно, что твое желание осуществится, – отвечает Уэллс. – В одной игре ты бессмертен, в другой – наоборот.
– Этот мир несовершенен. Смертные боятся смерти, а бессмертные мечтают о ней.
– Пока ты должен жить. Смотри, думай, реагируй, учись. Мы здесь, чтобы идти вперед, развиваться.
Мы продолжаем подниматься в кромешной космической тьме. Я пододвигаю табурет и сажусь.
– Кто же там тянет за леску?
– Это сюрприз.
Эдмонд Уэллс смотрит в иллюминатор, потом снова трижды дергает за канат. Летающая тарелка тормозит. Я выглядываю наружу.
Неужели…
Вдали, словно за преградой из толстого стекла, движутся какие-то пятна. Розовые, голубые, черные. Сливаются воедино, в какую-то огромную фигуру. Она приближается. Вдруг напротив иллюминатора появляется огромный изумрудный круг с черным пятном посередине.
Огромный глаз наблюдает за нами.
Глаз огромен, он занимает почти весь горизонт. Он придвигается еще ближе. Я представляю себе огромный рот, готовый проглотить нас.
– Кто это?
– Тот, кто действительно очень тебя любит, – с хитрым видом говорит Уэллс. – Такая у нее работа.
Афродита! Это глаз Афродиты!
– Значит, эта стеклянная преграда… Я чувствую дурноту.
Это оболочка сферы, которую окружают боги-ученики. Стеклянная оболочка, над которой и я склонялся, чтобы наблюдать за Землей-18.
– Значит, нашим учебным пособием была не модель, а настоящий мир?
– Все гораздо сложнее. Мы обучались на модели, как в интерактивной компьютерной игре, но чтобы найти тебя, нам с Афродитой пришлось разыскать настоящую Землю-18.
– Я видел такое только в одном месте, – говорю я. – Во дворце Зевса.
Эдмонд Уэллс кивает.
– Он нам и помог, – отвечает он. – И ты узнаешь, почему.
Пока я понимаю только одно. Когда Афродита и Эдмонд Уэллс сорвали этот мир с дерева у Зевса, его оболочка застыла.