И тут он увидел, что одна из «теплушек», стоящая в середине состава, сильно дымится. Видно от тряски на стыках изношенных рельсов, дверца «буржуйки» открылась. Наружу выпали угли, и от них загорелись доски щелястого пола.

Скорее всего, все штрафник крепко спали и просмотрели пожар. Хорошо, что кто-то другой заметил яркое пламя. То ли тот особист, что стоял на посту, то ли кочегары взглянули на повороте в окно?

Одним словом, кто-то увидел сильный огонь, пробивавшийся сквозь стенки вагона, и эшелон затормозил. Охранники схватили пенные огнетушители, выскочили на невысокую насыпь и помчались к «теплушке». Они отомкнули замок и откатили в сторону широкую дверь.

Изнутри повалили клубы едкого дыма. Следом за ним, горохом посыпались полуживые бойцы. Содрогаясь от надрывного кашля, они мешками валились на землю. Все страшно хрипели и в приступе большого удушья остервенело царапали горло ногтями и разрывали одежду у себя на груди.

Энкавэдэшники открыли запоры ближайших вагонов. При помощи штрафников, охранники достаточно быстро потушили сильное пламя. К этому времени, наглотавшиеся дыма солдаты слегка отдышались. Вертухаи провели перекличку, и выяснилось, что не хватает одного человека. Они залезли в вагон и вытащили того бедолагу из-под низеньких нар.

Григорий сразу узнал щуплого и низкорослого, словно подросток, солдатика. За хрупкое телосложение и маленький рост, все штрафники его прямо в глаза, называли «сыном полка».

Скорее всего, когда разгорелся пожар, он проснулся от шума и увидел огонь. Он так испугался, что забился, как ему показалось со страха, в самое безопасное место, под нары. Там он задохнулся и умер.

Суматоха вскоре закончилась, и все погрузились в вагоны. Сильно кашлявшие и угоревшие немного бойцы, залезли в «теплушку», которая местами немного дымилась. Туда же внесли и тело погибшего молодого бойца.

Охранники закрыли замки, и поезд, как ни в чём не бывало, покатил прежним курсом. На первой же станции, особисты сдали погибшего местной милиции, и эшелон пошёл себе дальше, на Дальний Восток.

Все были подавленны смертью «сына полка». Штрафники угрюмо молчали почти до обеда. Чтобы немного развеять тягостное настроенье соседей, Женя вспомнил историю из своей мирной жизни.

— Весной сорок второго я жил в деревне недалеко от Нижнего Новгорода. — начал парень рассказывать во время приготовленья еды. — Фронт тогда подошёл уже достаточно близко. Фашисты совершали налёты на знаменитый завод «Красное Сормово». Хотя к нам они не летали и живых фрицев мы и в глаза не видали.

— Век бы их не встречать! — пробурчал кто-то зло.

Женя не обратил внимания на короткую реплику и тут же продолжил:

— Всех мужиков к тому времени, давно забрали на фронт. Мы, пацаны шестнадцати лет, вместо них сели на тракторы. Как-то раз, я и два моих одноклассника пахали на дальнем поле колхоза.

Вдруг видим, со стороны нашей деревни летит большой самолёт без опознавательных знаков. Причём оба двигателя у него сильно дымят, и аэроплан быстро снижается прямо у нас на глазах. Тут люк в его борту открывается, и оттуда, один за другим, прыгают парашютисты.

Мы остановили машины, поднялись с сидений и, открыв рот, смотрим на них. Резко снижаясь, транспортник прошёл прямо над нами и пролетел ещё около двух километров.

Однако, на маленькое соседнее поле он сеть не сумел, и со всего маху врезался в большие деревья, что там стояли на дальней опушке. От удара аппарат с шумом взорвался и начал гореть. Мы, конечно, забыли про всё, заглушили моторы у тракторов и помчались к месту аварии.

Пока бежали до леса, нашли тех людей, что прыгали из самолёта. Высота оказалась очень уж маленькой. Купола парашютов не раскрылись, как следует, и во время посадки все восемь десантников насмерть разбились.

Мы остановились, проверить, живые они или нет. Смотрим, а на бойцах пятнистые комбинезоны, а под ними наша советская форма. Только всё оружие почему-то немецкое.

Я заметил в траве пистолет «Вальтер» и, на всякий случай, сунул его в карман телогрейки. Помню, тогда подумал ещё: «Это так здорово, когда есть оружие!»

— Век бы его не видеть! — выдал кто-то ёмкую фразу.

— Сейчас я тоже так думаю, — откликнулся Женя и без перерыва продолжил. — Прибежали мы к лесу. А там всё горит. Самолёт разлетелся на части, а кругом солдаты лежат. Мы наломали веток с деревьев и быстро сбили сильное пламя.

Потом осмотрели людей, а там все уже мёртвые, никто не выжил после удара о землю. Начали мы стаскивать их поближе к дороге и укладывать в ровный рядок. Затем собрали оружие и сложили всё в кучу.

Не успели мы оглянуться, подлетела полуторка с бойцами в синих фуражках. Особисты выпрыгнули из машины, оцепили место падения аэроплана, а нас прогнали взашей. Напоследок нам сообщили, что это были диверсанты фашистов.

Мы вернулись назад к тракторам и взялись за работу. Вечером, возвращаемся пешкодралом в село и ещё на околице слышим какой-то подозрительный шум. Мы переглянулись и припустились бежать.

Выскакиваем мы к сельсовету и видим такую картину. Представьте себе, посреди главной улицы двигается процессия странного вида. По краям идут наши девки, одетые во всё лучшее, что у них только есть. Они держат друг друга под руки, как на демонстрации Первого мая, и поют какую-то песню.

В центре еле хромают два рослых, белобрысых бойца в нашей форме. Головы у них забинтованы, а все лица в больших синяках и свежих царапинах. Зато в руках одного балалайка, а у другого зажата гармошка. Судя по всему, ни тот ни другой играть совсем не умели, но старались, как только могли.

Один просто растягивал и сжимал инструмент, словно меха кузнеца, и без разбора давил на все клавиши кряду. Второй, со всей силы бряцал по струнам. Да ещё и горланили вместе, что-то на ломаном русском.

Шум стоял, хоть святых выноси. Между тем, наши девки будто не слышали, что это вовсе не музыка, а просто грохот какой-то. Поют во весь голос, заливаются. Время от времени, некоторые из них с визгом и хохотом даже пускаются в пляс.

Мы, как всё это увидели, так все обалдели. Потом бросились к девкам и попытались узнать, кто эти солдаты? Однако наши подруги даже и разговаривать с нами не стали. Налетели на нас, как галки на кошку и, к едрене фене, погнали взашей. Ну, мы, естественно, все разозлились. «Ах, так, — думаем, — с нами, значит, они гулять не хотят, а с немецкими диверсантами — так сразу пожалуйста!»

Отошли мы в