— Ты вообще соображаешь, что делаешь?

— То, что лучше всего умею, — отвечает он.

— Не строй из себя героя.

— Я не герой. Я солдат. Обычный трудяга.

— Солдат, который чуть не дезертировал, потому что… в общем, мы знаем почему.

— Точно знаем?

— Конечно. — Она хмуро смотрит на спецназовца. — Ради меня.

— Не слишком ли много ты о себе возомнила?

— Ты побежал за мной на Ирудиру, словно щенок.

— Эй, — возражает он, тыча пальцем в грудь охотнице. — Я просто хотел помочь найти Соло.

Она хватает его за палец и выкручивает.

— Отлично. Ты его нашел. Что ж тогда не сунул его в мешок и не помчался обратно на Мандрилу? — Она отпускает палец Джома, и тот пятится. — Нет. Ты остался. Словно тот самый потерявшийся щенок.

— Да ты просто наглая соплячка.

— А ты громила.

— Да, я громила. — Он пожимает плечами. — Громила, который умеет сражаться. И не спрашивай, какие у меня мотивы.

— Прекрасно, Барелл. Делай что хочешь.

Джес решительно уходит прочь.

— Как я понимаю, забавам конец? — кричит ей вслед Джом.

«Да она и впрямь наглая соплячка», — со злостью думает он.

Но самое поганое, что она права. Он действительно понесся следом за ней на Ирудиру, потому что, ранкор подери, она ему нравится. И он в самом деле чувствует себя словно потерявшийся щенок, каким она его считает. Он представляет, как она летит на «Ореоле» и лучи турболазеров распыляют ее на атомы…

Встряхнувшись, Джом отбрасывает прочь подобные мысли.

Пора вернуться к остальным. Пора заняться делом. Пора сражаться.

Прошел месяц.

Ничего не изменилось.

Изменилось все.

Ведж Антиллес шагает по белому щебню космопорта, направляясь к пузатому челноку в дальнем его конце. Перед ним ветер несет лепестки цветов сачи, похожие на порхающих в воздухе ярко-желтых мотыльков. Нога идет на поправку, и трость ему больше не нужна. Хромота пока никуда не делась, преследуя его, словно призрак, который никак не удается с концами изгнать из костей. Но постепенно, пусть и медленно, он обретает прежнюю форму.

Впереди полирует хромированное покрытие носа челнока панторанец с густыми бакенбардами. При виде Веджа он поворачивается и поспешно отдает честь.

— Здравствуйте, капитан, — приветствует его мужчина.

— Вольно, пилот, — отвечает Ведж.

— На самом деле я техник. Шилмар Иггсон, — представляется панторанец. — Вам чем-нибудь помочь?

— Я ищу…

Из-за сложенного крыла челнока появляется перемазанное темными масляными полосами лицо, которое Ведж узнает с большим трудом.

— Добрый день, капитан, — говорит Норра. Она проползает под крылом, упираясь коленями в репульсорную платформу, которую затем отпихивает ногой в сторону, и встает, вытирая руки тряпкой.

— Капитан? — переспрашивает Ведж. — Норра, брось, мы же друзья.

— А… ну да, конечно… я просто… — Женщина неловко улыбается. — Привет, Ведж. Рада снова тебя видеть.

Она протягивает ему руку, а он хочет ее обнять, но ни того ни другого не происходит — какое-то мгновение он стоит с раскрытыми объятиями, а ее рука повисает в воздухе. Оба нервно смеются и отступают.

— Так, значит, ты снова стала пилотом? — спрашивает Ведж, любуясь челноком.

— Да. Работаю на Сенат. Иногда их… в общем, требуется подвезти. Сегодня мне предстоит доставить… как их там?.. «Особый сенаторский совет по стратегии деэскалации напряженности в Галактике»? Или «Особый совет Сената»? Не помню. Так или иначе, они направляются на озеро Андраша, где проводят очередное совещание.

— Через несколько дней начинаются мирные переговоры.

— И большое празднество.

— Верно, верно.

Веджу в числе прочих предстоит обеспечивать безопасность на этом мероприятии. Освобождение заключенных с Кашиика серьезно подняло боевой дух. Некоторые из пленников оказались высокопоставленными деятелями Альянса повстанцев. Многие и сами по праву считались героями и освободителями, поэтому в итоге было решено, что подобное событие необходимо надлежащим образом отпраздновать.

Сенат по предложению Канцлера проголосовал за то, чтобы назвать праздник Днем освобождения.

И мирные переговоры пройдут в рамках празднества. Ведж не особо разбирается в политике, но даже он усматривает в том некую игру — многие, в том числе и он сам, относятся к мирным переговорам с Империей с крайним подозрением. Имперский гнет в течение многих лет породил немало ненависти, и далеко не все в Новой Республике склонны давать врагу пространство для маневра. А присутствие гранд-адмирала Слоун еще больше разжигает эту ненависть — стоит ему лишь вспомнить ее имя, как в памяти Веджа всплывает все то, что делали с ним во дворце сатрапа на Акиве, и все его тело при этом начинает ныть от боли. Эта женщина не заслуживает никакого сочувствия, ни капли доброты. Ему кажется, что стоит дать малейшую слабину, и она тут же не преминет ею воспользоваться, чтобы выхватить нож и перерезать им всем глотки.

С другой стороны — возможно, он несколько пристрастен. Собственно, потому он и старается не влезать во все это. В любом случае, большой праздник вроде Дня освобождения в значительной степени остудит страсти, кипящие вокруг мирных переговоров.

— Давно не виделись, — говорит Норра.

— Угу. Есть такое. Извини. Просто… ну, в общем, сама понимаешь.

— Все носятся как ужаленные.

— Все очень быстро меняется. Буквально со скоростью света.

Человеческие чувства — по сути, всего лишь стая гоняющихся за тенью котов-тук, решает Ведж. Он рад, что Норра нашла мужа. И все же…

И все же.

— Так что случилось? — спрашивает Норра. — Все в порядке?

— Не совсем, — поколебавшись, отвечает он.

— Что? В чем дело?

— Я по поводу Теммина.

* * *

Звяк, звяк, звяк.

Теммин загоняет рукояткой отвертки последний пружинный штифт, а затем с силой нажимает на механический череп, который с жужжанием и щелчком встает на место.

Красные глаза вспыхивают, мерцают и загораются ровным светом.

Узкая голова Костика смотрит налево, затем направо. Наконец его глаза выдвигаются, сосредоточившись на Теммине.

— ПРИВЕТ, ХОЗЯИН ТЕММИН.

— Костик! — Он хватает дроида и прижимается лбом к холодному металлическому черепу. — С возвращением, дружище.