– Я же просил вас не разговаривать, – едва выдавил из себя я. Руки немели, начинали дрожать от напряжения и снова медленно поехали вперед, с хрустом ломая ледовую корку. Я чувствовал, как по лицу стекают крупные капли пота и срываются вниз, в ледовую бездну. Я стиснул зубы, напрягаясь из последних сил.

– Ну? – крикнул я Валери.

– Что делать?! – Она уже звенела надо мной колышками.

– Валери! – крикнул из трещины адвокат. – Стреляй по веревке! Мы все погибнем! Я умоляю тебя!

Мне, кажется, осталось недолго мучиться.

– Отвязалась?

– Нет еще! А ты, Кирилл?

– Бля! – с жутким хрипом произнес я. – Делай что говорят… Привяжи конец к колышку… и забей его в лед… по самые уши… И ему… кинь ему…

Валери, на четвереньках добравшись до края трещины, сбросила колышек Рамазанову. Первый он не поймал – боялся сделать резкое движение, а второй, к счастью, упал ему на грудь. Он понял меня без слов и с такой силой вогнал колышек в ледовую стену, что я сразу понял: адвокат умеет побороться за жизнь. Он тут же перенес на него всю тяжесть тела и уперся в противоположную стену обеими ногами.

Я сразу почувствовал, что натяжение веревки ослабло, и попятился назад. Рамазанов ухитрился встать одной ногой на вбитый колышек, и я высвободил еще метра два веревки, встал, намотал ее на руку и, утоптав под собой снег, изо всех сил потянул ее на себя. Я почти лег, утрамбованный снег ломался, крошился под моими ногами, я с ожесточением месил его, как глину, и медленно-медленно продвигался назад, вытаскивая адвоката из трещины. Когда показались его руки, Валери кинулась на помощь. Я боялся, что он ненароком утащит ее за собой вниз, но Рамазанов не стал хвататься за руки девушки, а сам сантиметр за сантиметром выползал наверх, потом закинул ногу, перевернулся на краю трещины и лег на изрытый моими руками, политый потом снег. Кепи его осталось покоиться на дне трещины, и адвокат, зачерпывая снег пригоршнями, прикладывал его к своим высоким залысинам и, не моргая, смотрел в небо. Валери сидела на снегу, опустив голову на колени, плечи ее вздрагивали, но не думаю, что она была настолько перепугана, чтобы плакать. Я, покачиваясь, как пьяный, продолжал машинально наматывать веревку на руку, пока не остановился перед адвокатом. Он сел, крепко пожал мне руку.

– Я вам очень благодарен. Вы спасли мне жизнь. Вы поступили благородно.

– Не преувеличивайте, – ответил я. – На моем месте так же поступил бы любой мужчина.

– Увы! – Адвокат покачал головой. – Это не совсем так. Точнее, это далеко не так!

Я не стал с ним спорить, тем более что он был прав.

К вечеру мы дошли до края плато и остатки сил потратили на то, чтобы взобраться на заснеженный, продуваемый всеми ветрами скалистый гребень. Оттуда нам неожиданно открылся вид на утонувший в теплой дымке большой кишлак, расположенный по обе стороны реки; серые кубики домов, прямоугольники дувалов, квадратики полей. Он был очень далеко от нас, чтобы различить людей, но кишлак, бесспорно, был обитаем, и, наверное, мы все одновременно почувствовали, как быстро успели соскучиться по человеческому жилью, по запахам костров, навоза, теплого молока, по мелодичным звукам жестяных колокольцев отары и кудахтанью кур.

– Это Рустак, – сказал я.

Рамазанов, прикрывая лицо от обжигающего ледяного ветра, спросил:

– И далеко от кишлака до ущелья?

– Минимум четыре дня пути.

Адвокату ответ не понравился. Он покачал головой, рассчитав, должно быть, сколько времени займет обратный путь.

– Опаздываем. Глеб не сможет ждать нас у Пянджа неделю.

Я пожал плечами.

– Значит, надо было лететь вертолетом.

Наша пропотевшая одежда быстро покрылась корочкой льда и стала напоминать рыцарские доспехи. Пока мы с Рамазановым ставили палатку на узком пятачке, вконец обессилевшая и замерзшая Валери пыталась укрыться от ветра на склоне, спустившись на десяток метров вниз, а я, волнуясь, что в сгущающихся сумерках она может потерять нас или же с ней случится обморок, беспрерывно задавал ей всякие глупые вопросы и требовал, чтобы она отвечала на них.

Так мы кричали друг другу целых полчаса подряд и совершенно посадили свои голосовые связки. Зато ужин в палатке прошел в блаженной тишине, если не считать завывания ветра. Адвокат по уже заведенной привычке налил мне стопку, но вместо того, чтобы залить спирт себе в желудок, я докрасна растер им ноги и руки Валери и при этом мысленно молил бога, чтобы она проснулась утром здоровой и веселой, как прежде.

Мы сидели на краю рисового поля, свесив ноги с бережка. Под нами протекал арык, в котором Валери пыталась выстирать свой свитер, по цвету очень отдаленно напоминающий белый. Разложив свитер на траве, она усердно натирала его куском мыла.

Я, изредка поднимая голову, смотрел на грунтовую дорогу, которая проходила недалеко от нас, и вяло боролся со сном. Между широких, с уродливо вывернутыми стволами деревьев, которые темными истуканами стояли вдоль дороги, катилась двуколка, запряженная мулом. Над ней высилась гора веток, аккуратно сложенных и перетянутых веревками. Рядом с затурканным окриками и плеткой животным шел мальчик – в серой длинной рубахе, босоногий и с бритой почти наголо головой. Он, занятый воспитанием упрямого животного, не видел нас.

– За час – первое транспортное средство, – сказал я.

Это была идея адвоката – добраться до места на машине. Его представление об Афганистане и загруженности его дорог было, мягко говоря, своеобразным. Я пытался объяснить, что эта, так сказать, дорога, ведущая в Рустак, заметно отличается от трассы Симферополь – Москва по интенсивности движения автотранспорта. Адвокат настаивал на своем:

– Даже если мы два дня подряд будем ждать попутку, то все равно выиграем во времени.

Валери тоже без особого энтузиазма смотрела на перспективу снова подниматься в горы. Я же считал путь пешком не самым удобным, но зато достаточно безопасным. На это адвокат потирал ушибленное при падении в трещину колено и многозначительно вздыхал.

Пришлось мне уступить. Но из принципиальных соображений я дал себе слово, что пальцем не пошевелю ради того, чтобы найти машину. И вот уже больше часа мы загорали на берегу арыка.

– Прикажете тормознуть ишака? – подшучивал я над Рамазановым.

– Если мы будем светиться здесь с автоматом, то наверняка никогда не поймаем машину, – проворчал адвокат.

– Думаю, что как раз наоборот. Поймать машину без автомата – пустое дело.

– Кирилл, ты поможешь мне выжать свитер? – спросила Валери.

Я помогал выжимать свитер, едва не разорвав его на две части, потом массировал даме ножку, занемевшую от долгого стояния в холодной воде, потом разжигал примус, чтобы приготовить кофе, и все это время адвокат все больше и больше мрачнел. Клянусь богом, он уже жалел о том, что не послушался меня, и прикидывал, за сколько мы сумеем добраться до ущелья верхом на ишаке.