Наконец уселись за стол у кого-то, даже не поняла, у кого, — не у Игоря. Саркисов был очень ласков, смеялся всем, даже неостроумным Вадимовым шуткам, и в конце концов он предложил тост за наших с Вадимом будущих детей, которые родятся в Ганче, упрекнул меня за нерасторопность в этом деле. Это было совсем уж странно.

Далее рукой Вадима

Светлана ленится, придется мне:

3 мая. Летели в самолете — Света, я и Саркисов. Из Алма-Аты в Душанбе. Саркисов в воздухе демонстративно читал нашу со Светой статью, что-то в ней отчеркивая. Ничего не сказал. Как-то неловко искал во время ожидания в аэропорту точек соприкосновения. Мы не сопротивлялись и не поощряли. Он — трудный в сближении, но хотелось бы, чтобы это был единственный его порок…

Вечером, «на ночлежке» у Анны Яковлевны в Душанбе, мы рано улеглись спать. Вдруг слышим голос шефа:

— Владислав Иванович, Владислав Иванович! Где вы? — ходит, ищет нашу комнату.

Мы отозвались. Он буквально вырвал нас из постелей, заставил с ним и своим замом по хозчасти водку пить. Разговорились — все о вещах, далеких от обсерватории и геофизики, но чувствовалось, каждый имеет в виду что-то свое конкретное. Жилин мастерски подначивает на неожиданные повороты в разговоре. Он вдруг произнес любопытный монолог о том, есть ли  п р а в д а  в о о б щ е  или ее нет, а есть правды другого ранга — правда момента, правда клики и т. п. При этом он время от времени вставал в позу школьника перед шефом, прося поучить его. Вы, говорит, умный, я перед вами вроде дурачок. Саркисыч хмурится — он и привык к такому обращению снизу, и неудобно перед нами, больно уж холуйский стиль. Не в этом, отвечает, дело — и уважительно эдак обращается ко мне, как бы советуясь.

Интересно: «не в этом дело» — одно из излюбленных выражений шефа. Лютиков еще предупреждал, да и я уже заметил. Каждый раз, когда он его произносит, надо удваивать внимание: значит, в этом, в этом дело, где-то оно тут, рядом.

А тогда я было увлекся, стал говорить за правду вообще, но Света раскашлялась, и я стал ваньку валять — привел доводы и против. Потом речь зашла о научном прогрессе. Саркисов, конечно, оказался сторонником идеи, которую нынче исповедуют многие администраторы от науки, — о том, что времена Ньютонов и Эйнштейнов прошли, что науку двигают коллективы, сиречь учреждения. Тут я ваньку не валял, а решительно сказал, что коллективы, учреждения двигают только ту часть прогресса, которая называется разработкой, переводом идеи в практику, технологию — и только. Новые идеи, истинный источник научного прогресса, могут рождаться только в индивидуальных мозгах, ничего другого просто не бывает и не может быть. И опять все за столом почувствовали, что разговор идет не вообще, а имеется в виду нечто конкретное, был момент неловкости, хотя в общем посидели мило. Света украшала наше горлопанство и неплохо сглаживала углы.

4 мая ехали в Ганч на машине. Потом оказалось, что уже в 8 утра мы могли бы быть на месте (самолеты летали), но шеф хотел на машине и был прав. Дорога была как увлекательный панорамный стереофильм. Предгорья, покрытые весенней зеленью, яркими цветами, с мягкими, чисто вымытыми далями — это был натуральный Сарьян. Когда миновали Голубой перевал, где в эту пору года падают камни и посреди дороги лежал камешек величиною с диван, пахнуло уже Рерихом, здесь царит фиолетовость, несмотря на весеннюю изумрудность и в какой-то мере, как ни странно, благодаря ей. Приехали в родную нашу квартирку — холод собачий, не топят.

5 мая. Раскачивались. Наметили программу действий. Но действий не начали. Саркисов чего-то тянет, ждет, не говорит о нашей статье. Чего он ждет?

Вечером он меня вызвал, я полетел, — оказывается, по другому вопросу, связанному с договорным отчетом (наша глава занимает там видное место!). Принял роскошно. Вытащил выпить-закусить. Рассказал о молодых годах (конец сороковых). Он был геофизиком-магнитчиком. Летал на самолетную магнитную разведку над Северным Ледовитым океаном. Они тогда откартировали положительную аномалию от Тикси до Северной Земли. Нынче там на картах — подводный хребет Ломоносова, срединный, океанический, средоточие споров и страстей. Сколько открытий можно было бы совершить раньше, если бы не межнаучные и межведомственные перегородки!

В Ганче он был через месяц после Саитской катастрофы — с Великим Геофизиком, при котором состоял в лаборантах. Тогда здесь все было иначе, кое-где пахали сохой. Все окрестные вершины были пашнями (урожай пшеницы 5 центнеров с гектара — сам-друг!). От Душанбе ехали два дня, с ночевкой посредине в Горячем Ганче. Сейчас «Як-40» — двадцать минут, а лучшие шоферы по шоссе за 3,5 часа успевают. Саркисов умеет быть обаятельным. Сегодня он мне определенно понравился.

Семинар 7 мая в 15.30. Так решил Каракозов. Он говорит, что шеф на его сообщение о семинаре не реагировал никак. Что-то будет? Эдик не глядит в глаза, разговаривает, как нашкодивший школьник. Нашкодил-таки! Светин отчет о командировке в Москву до сих пор не подписал! Я ворвался в кабинет, рявкнул, через пять минут ей уже выдали все задержанные деньги.

И жаль его — да негодяй же, даже в жалком состоянии.

6 мая. За отчетный период многое (если не все) переменилось. Всю первую половину дня Эдика и Саркисова ни для кого не было, они заперлись в кабинете, что-то бубнили, когда вышли — обоих не узнать. Эдик снова важный и наглый. Саркисов смотрит волком.

После обеда вызвали меня. Разговор пошел о том, что мы со Светой будем делать дальше. Нам предложено ехать в Карым, там много работы, здесь и так много народу на механизмах! Я сказал, что мы подумаем, но прямо выразил ту мысль, что нас хотят спровадить, чтобы воспользоваться нашими результатами. Задал несколько вопросов, выудил следующую информацию. Раз — к докладу нас со Светой не привлекают (раньше надо было приезжать и работать). Два — Лютикова не будет в числе соавторов доклада! Тут я вспомнил, что, когда сказано было «много народу на механизмах», речь шла о Чеснокове и его жене Зине, Лютикова в списке не было. Что все это значит? И что будет в докладе?

Настроение худое. Завтра семинар.

Далее снова рукой Светланы

16 мая. На текущий день настроение чуть-чуть «потолстело». Семинар позади, позади и многое другое.

Во-первых, пришел журнал «Природа» с заметкой о нашей типизации, подписанной Эдиком. Мы о ней совсем забыли. С одной стороны, после появления такой публикации он, оказывается, как бы имеет отношение к нашей работе. Но кто ж тогда знал, что совсем не все равно, кто подпишет заметку? Разве что Эдик