мае 2020 года Facebook сформировала «наблюдательный совет», в который вошли журналисты, эксперты в области прав человека, юристы и политики. Совет призван оценивать и при необходимости корректировать решения компании, связанные с цензурой. Начало неплохое, однако такой совет — это всего лишь экстренная мера для особенно сложных случаев. Без ясных принципов, разработанных экспертами, которые наделены должными полномочиями, компании экспоненциальной эпохи создают необходимые правила сами.

Ник Клегг, один из руководителей Facebook, отвечающий за связи с общественностью, и бывший заместитель премьер-министра Великобритании, пишет: «Определенно, было бы лучше, если бы подобные решения принимались в соответствии с принципами, сформулированными демократически избранными законодателями. Однако без нужных законов решения приходится принимать в реальном времени»[470].

В экспоненциальную эпоху жизнь каждого из нас в известном смысле реализуется и вне рамок физической оболочки: почти все мы теперь оставляем след в интернете, постепенно формируя своих цифровых двойников. Эти данные гораздо глубже отражают наши предпочтения, надежды и страхи, чем большинство из нас готовы сообщить миру. И они тоже оказались в распоряжении частных компаний.

Это вторая сфера, где рыночные силы все больше вторгаются в частную жизнь. Бизнесы, и особенно те из них, которые продают пользовательские данные рекламодателям, теперь зависят от имеющейся информации, а потому запросто открывают доступ к нашей приватной жизни частному сектору.

Философ Карисса Велиз из Оксфордского университета утверждает, что в этой ситуации проблема связана с обладанием властью, которую, по ее мнению, дает конфиденциальность. Доступ к чьей-то персональной информации — власть особого рода, потому что она легко трансформируется в экономическое, политическое и некоторые другие виды прямого влияния. «Власть над чьей-то частной жизнью — важнейший вид власти в цифровую эпоху», — пишет Велиз[471].

Наши личные данные могут использоваться с самыми разнообразными целями: для манипуляций, для сравнения и группировки, чтобы предлагать нам информацию определенного рода и содержания. В этом смысле свод законов Европейского союза под общим названием «Общий регламент по защите персональных данных» вполне показателен. В соответствии с ним каждый человек, чьими данными располагает кто-то еще, считается «субъектом персональных данных». Но этот термин получает и другое значение: мы все стали «предметами данных». Наши личные данные, безусловно, используются, чтобы извлекать прибыль, отслеживать наше поведение и даже, возможно, контролировать нас.

Инструменты и сценарии, с помощью которых компании следят за нашим поведением и собирают данные, становятся все более сложными. Когда в середине 1990-х годов интернет стали использовать не только ученые, но и обычные потребители, возможности для трекинга, то есть отслеживания действий в Сети, были весьма ограничены. В 1996 году я создавал первый сайт газеты Guardian, и мы использовали допотопную систему трекинга, чтобы видеть активность переходов и посещения отдельных страниц. Тогдашний подход был довольно наивным: мы отмечали IP-адрес читателя и считали, сколько страниц он открыл. Информация собиралась в совсем примитивные общие лог-файлы, которые поддерживались любым веб-сервером и которые администратор использовал для доработок или исправления ошибок. Эти данные не применялись, чтобы предсказывать поведение пользователей или распределять их по группам для последующей передачи рекламодателям, — все это было тогда за гранью возможного.

Однако даже та простейшая система трекинга означала дополнительную и довольно серьезную нагрузку на наши серверы и серьезно замедляла их работу. Пока не появилась возможность увеличить мощность, я отключал функцию сбора данных в часы пиковой нагрузки — иначе машины просто не справлялись. Временное отключение трекинга никак не влияло на нашу коммерческую деятельность — это была просто небольшая техническая задача, которую мне как администратору серверов приходилось решать.

Все стало меняться с появлением Google. Когда в 2000 году компания запустила сервис контекстной рекламы AdWords, началась золотая лихорадка: все бросились собирать пользовательские данные. Тогда это был довольно простой инструмент, позволявший бизнесам показывать рекламу в привязке к определенным поисковым запросам, однако он радикально изменил судьбу самой компании Google. За год до появления AdWords ее выручка составила 220 тысяч долларов; а через год выросла уже до 86 миллионов долларов. А всего через три года после запуска сервиса Google вышла на IPO[472]. Чтобы использовать AdWords с достаточной эффективностью, нужно было иметь данные о поисковых запросах, местонахождении пользователей и прочего. Обнаружив новый источник прибыли на рекламном рынке, Google осознала невероятную ценность сбора данных о пользовательском поведении. Теперь любая информация, по крайней мере в теории, позволяла компании заработать больше денег.

Компания Google стала лидером, и за ней подтянулись многочисленные последователи. Теперь всем стало ясно, что данные имеют цену. Появились новаторские и нередко не особенно чистые способы сбора личных данных. В свое время в Guardian я работал совсем иначе. С тех пор прошло всего два десятилетия — и теперь пользователь, зайдя лишь на несколько сайтов, оказывается на радарах сотен организаций[473], и каждая из них старается собрать как можно больше данных: где именно пользователь находится, с какого IP-адреса зашел, как двигает мышкой, что ищет, какой браузер использует, какое у него разрешение экрана и десятки других фактов.

Как и во многих других случаях, отличный пример — Facebook. Когда репортер New York Times Брайан Чен скачал полный набор сведений, которые сохранились о нем в базе данных соцсети, выяснилось, что как минимум пятьсот рекламодателей получили доступ к его персональной информации, включая контакты и адрес, хотя сам он понятия не имел, что именно они продают, и вообще никогда о них не слышал[474]. Некоторые из этих данных рекламодателям вообще были не нужны, хотя, возможно, все же могли бы пригодиться. Поскольку стоимость хранения постоянно падает, часто оказывается, что проще сохранить лишние данные, чем разбираться, есть ли в них необходимость. Так или иначе, в реальности почти вся информация, которую мы оставляем на страницах Facebook, может использоваться компанией в собственных целях. У нее есть соглашения как минимум с шестьюдесятью производителями электроники, включая Samsung, Apple и Microsoft, и в рамках некоторых из них социальная сеть получает доступ к данным о друзьях пользователя устройства, хотя никого об этом не только не спрашивают, но и не информируют[475].

Получается, что все мы живем в мире, полном разнообразных данных. Объем всего массива существующих в мире данных растет примерно на 18 миллионов гигабайт в минуту. Это невероятно много — настолько много, что, как бы мы ни пытались, осознать масштаб невозможно. Будет ли проще, если сказать, что каждую минуту цифровые технологии создают о каждом пользователе примерно 2,4 мегабайта данных в минуту? Вряд ли.

Некоторые