самолета Boeing 737 MAX, компании пришлось менять дизайн некоторых ключевых узлов самолета. С тех пор 737 MAX отправляется в рейс только после прохождения нескольких проверок на безопасность, причем решение о том, когда самолету можно подниматься в небо, принимает не компания Boeing — это прерогатива Федерального управления гражданской авиации. Рассуждая о нашей цифровой инфраструктуре, нам стоит извлечь уроки из этого примера. Принимая во внимание, насколько серьезный вред могут нанести алгоритмы социальных сетей, а также сложность процессов, в рамках которых оцениваются обстоятельства и принимаются решения, важно регулярно анализировать и проверять происходящее — и точно не за закрытыми дверьми и не силами самих компаний. Предложение может показаться радикальным, однако во многих других сегментах экономики сложилась именно такая практика. До 2019 года, когда Дональд Трамп объявил о выходе Америки из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД), Россия и США периодически инспектировали ядерную деятельность друг друга[492]. В финансовой сфере банкиры регулярно устраивают так называемые «проверки стрессоустойчивости»: по поручению Центрального банка анализируют состояние баланса, чтобы выявить признаки возможных проблем.

А что делать, если решения, принимаемые крупнейшими цифровыми корпорациями, законны, однако мы, граждане и пользователи, этими решениями недовольны? В конце концов, все мы по-разному понимаем, что допустимо или недопустимо делать с нашими данными, — и получается, что действующее законодательство ограничивает наши возможности. Вот тут становится очевидной важность второго принципа — совместимости. Мы уже встречали этот термин, когда речь шла о том, что разные компьютерные системы должны быть совместимы друг с другом для простоты переноса данных между ними. Это значит, что если вы, к примеру, чаще используете LinkedIn, то не теряете возможности смотреть публикации друзей в Instagram и Twitter. Выше мы уже говорили о том, как этот принцип способствует развитию крупнейших компаний. Однако он может помочь и нам как гражданам, так как обеспечивает большую свободу выбора: если вам не нравится, как одна из цифровых компаний обращается с вашими личными данными, вы можете перейти к другой, продолжая действовать в общей цифровой среде. Вот тогда цифровые платформы будут вынуждены учитывать наши интересы.

Ведущие соцсети прекрасно осведомлены о принципе совместимости. Собственно, они и действуют в рамках системы, обеспечивающей возможность максимальный совместимости, — в интернете. Эти крупнейшие компании все больше закрываются и отгораживаются от широкой публики, однако так было не всегда. Примерно до 2016 года цифровые платформы были намного более открытыми, чем теперь. Если вам нужно было увидеть собственные публикации в Facebook через интерфейс Twitter, можно было использовать либо опцию самих сетей, либо сторонние сервисы. Мой стартап PeerIndex предлагал решение, с помощью которого пользователь мог просматривать собственные публикации в Twitter, Facebook, LinkedIn и в других социальных сетях. Человек должен был дать нам разрешение на доступ к этой информации, однако от соцсетей никакого одобрения не требовалось.

Разработку подобных решений стимулировали сами социальные сети: они широко использовали так называемые программные интерфейсы приложения (API), благодаря которым сторонние компании могли работать с их системами. Один из примеров — приложение FriendFeed, позволявшее читать публикации и делать посты в десятки разных соцсетей, включая Facebook, с помощью единого интерфейса. Это приложение так понравилось Марку Цукербергу, что в 2010 году он купил компанию-разработчика и даже назначил ее основателя одним из руководителей разработки в Facebook[493]. Однако именно в тот период, после сделки, начались перемены. По мере развития социальных сетей стали определяться лидеры в разных сегментах: LinkedIn для бизнеса, Facebook для друзей, Twitter для тех, кто интересуется политикой, Instagram для любителей фотографий и картинок. Главным фактором роста стала конкуренция, а не прозрачность. Доминирующие игроки отказались от принципа совместимости и намеренно добились полной несовместимости систем.

Возможно, Цукерберг и его конкуренты поняли, что если дать пользователям разных платформ возможность свободно общаться, то основная власть окажется именно у пользователей и общества в целом, а не у компаний. Принцип совместимости сохраняет баланс власти и влияния между крупными платформами и пользователями: если я перестану заходить, скажем, на LinkedIn, сохранив возможность публиковать объявления об открытых вакансиях, то получится, что эта соцсеть в гораздо меньшей степени сможет на меня влиять. Совместимость социальных сетей и платформ — это своего рода криптонит, демонстрирующий самое слабое место идеологии «победитель получает все», по которой развиваются соцсети. Пока сохраняется совместимость, у меня как у пользователя есть возможность отказаться от одной из них, но по-прежнему общаться со всеми друзьями и использовать весь необходимый мне функционал.

Подобная полная совместимость вполне возможна с технической точки зрения. Как рассказал мне Синан Арал, профессор Массачусетского технологического института, изучающий социальные сети с начала 2000-х годов, «все сети используют теперь одни и те же форматы обмена информацией: текстовые сообщения, видео и истории»[494]. Переход к полной совместимости не состоится без вмешательства государства. Отдельные страны могут в законодательном порядке обязать соцсети, особенно самые крупные, имеющие, скажем, 10–15% рынка, поддерживать совместимость. Пока компания растет и это требование на нее не распространяется, основатели сохраняют возможность исследовать рынки и искать новые технические решения, однако с самого начала они знают, что успех и быстрый рост будут означать новую степень ответственности перед обществом. Кстати, этот принцип можно применять не только к социальным сетям. Представьте, что любой фрилансер сможет отправлять резюме для участия в новых проектах сразу через десяток разных платформ, причем сохраняя полный перечень достижений и выполненных работ. Или вообразите новое решение для здравоохранения, которое позволит пациенту сохранять доступ ко всем своим медицинским документам независимо от того, где он прежде лечился. Во всех этих случаях власть и влияние переходят от конкретной платформы к пользователю.

Благодаря совместимости отдельных сетей и решений ни одна из компаний не получает полного контроля над нашими данными, а потому нынешние и будущие технологические гиганты в меньшей степени смогут нас контролировать. Однако все это практически никак не связано с тем, как мы используем собственные данные, — об этом придется еще долго говорить и спорить. Я не первый, кто выражает озабоченность приватизацией социальными сетями наших цифровых образов и последствий этого для обеспечения конфиденциальности информации и частной жизни. Это тему обсуждают повсеместно — от ученых из университетов Лиги плюща до мировых знаменитостей.

Вот один из вариантов решения проблемы: признать, что данные — это вид собственности. Как написал в журнале Economist американский рэпер will.i.am в 2019 году, «возможность каждого из нас владеть собственной информацией и полностью ее контролировать должна быть признана одним из фундаментальных прав человека; с самими данными