— У нас неприятности с Фрэнком, — начала она без всякого предисловия.

— Опять? — Руперт недовольно поднял бровь.

— — Он вор, милорд, — кратко, но с явным удовольствием пояснил Гриффин.

Руперт жестом попросил Октавию последовать за ним в библиотеку.

— Что же украдено? — спросил он, когда дверь за ними закрылась.

— Какие-то вещи у слуг. А сегодня он пытался стащить две серебряные ложки, но Гриффин его поймал.

— Это ставит нас перед интересной дилеммой: какую позицию занять — высокоморальную или низменную, практическую ?

— Последнюю, — не раздумывая заявила Октавия. — Конечно, если мы когда-нибудь его еще увидим. Меня не удивит, если Фрэнк не вернется.

— Возможно, — согласился Руперт. — Он может побояться вернуться.

— Глупо было надеяться, что мы дадим ему другую жизнь, — огорченно проговорила девушка. — Грязь так просто не отмоешь.

Руперт видел, что Октавия расстроена, но понимал, что ее бесполезно утешать: они оба слишком хорошо знали изнанку города.

— В среду, — внезапно объявила она. — Я встречаюсь с ним в два часа в среду в наемном экипаже. В пустоши будем к трем — среди белого дня. Это не опасно?

— Прикажи кучеру ехать другой дорогой, не такой оживленной — на Уайлдкрофт. Испытаем счастье там.

— А куда ты направишься после того, как все будет кончено?

— В домик. Отсижусь, пока не утихнет шумиха. А ты разыграй перед извозчиком и Уиндхэмом истеричную жертву грабителя. А потом возвращайтесь в город. Дашь показания сыщикам — конечно, очень туманные. От испуга деталей ты не запомнила.

— Естественно.

А что потом?

Но Октавия знала ответ, поэтому вопрос остался незаданным. Каждый из них пойдет своей дорогой. Пребывание в чистилище благополучно закончится. Она поправила желтые розы в вазе.

— Октавия?

— Да?

— Ты можешь меня простить?

Слова рвались наружу, но он никак не мог их выговорить, не знал, как попросить прощения. Его ожесточила жизнь, которую заставили вести безбожно поступившие с ним люди. Прощения должны были просить у него, а не он. Его ранили, и если теперь ранил он, то только из-за собственных ран. Но как объяснить все это, Руперт не знал, по крайней мере — замкнувшейся в себе Октавии. Не умел оправдать позорное предательство, которым обидел свободолюбивый дух и которое совершил так же легко и просто, словно сорвал травинку.

Октавия подняла глаза. В Руперте всколыхнулось почти необоримое желание обнять ее, прижаться губами к ее губам и сладостным поцелуем прогнать горечь.

Но Октавия стояла за невидимой стеной, а Руперт не знал, как разрушить эту стену.

— Ничего. Не важно.

Она отвернулась, и Руперт не заметил разочарования, мелькнувшего в ее глазах.

— Мне нужно обсудить с кухаркой обед на завтрашний день. — Октавия направилась к выходу. — Ты не забыл, что сегодня мы обедаем с Монфортами?

— Нет. Но прежде мне необходимо съездить в «Королевский дуб», кое-что оговорить с Беном. — Он отворил перед Октавией дверь и, когда она проходила мимо, почувствовал тонкий и такой знакомый аромат духов.

На него вновь нахлынули воспоминания, и он безотчетно нежно погладил ее обнаженный локоть. На секунду Октавия задержалась, подняла на него глаза — и потемневшие от горя золотистые зрачки разорвали Руперту душу.

— Дорогая. — Но в ту же секунду между ними снова упала завеса. Октавия отстранилась, проскользнула в дверь, и та тихо за ней закрылась.

С минуту девушка постояла в коридоре, стараясь прийти в себя. Как она хотела, чтобы он обнял ее, поборол ее упорное нежелание простить. Ей хотелось все объяснить, по-женски пожаловаться. Но она все больше отдалялась от Руперта, а он без борьбы принял ее уход. В отчаянии Октавия направилась к лестнице.

Руперт выехал в Патни. Теперь он хотел только одного — довершить начатое дело. Когда все будет кончено, они разойдутся, и он перестанет мучиться мыслью, что все могло быть иначе.

Входная дверь в таверну «Королевский дуб» оказалась открытой. Столовая была заполнена людьми. За стойкой стояла Бесси и с обычной мрачноватой проворностью разливала пиво. Бен сидел у потухшего очага и о чем-то болтал с приятелями. Над ними вились клубы сизого табачного дыма.

Табита внесла оловянный поднос с кружками и первой заметила Руперта:

— Ба, да это же Лорд Ник.

Раздался хор приветственных возгласов:

— Эй, Ник, присоединяйся к нам!

От очага поднялся Бен и пододвинул стул.

— Что будешь пить, Ник? — Бесси сняла с полки оловянную кружку и вытерла ее передником.

— Будь добра, пинту пива. — И Руперт уселся на стул, зажав между коленей хлыст.

Он оглянулся вокруг: Морриса среди присутствующих не было. Несмотря на то что Бен ему доверял, Руперт так до конца и не поверил в его надежность. Он знал, как легко купить шпиона.

— В этот раз вы не привезли с собой мисс, — заметила Бесси.

— Не привез, — согласился Руперт и, сделав большой глоток, смахнул пену с губ тыльной стороной ладони. — Славно. Я так хочу пить, что проглотил бы целый океан.

— Да нет, это не здесь, — продолжая прерванный разговор, успокоил собеседников один из курильщиков. — Я слышал, лорд Джордж собирает людей на следующей неделе. Кажется, на поле Святого Георга.

— А потом они пойдут маршем на парламент, — добавил со знанием дела один из его приятелей. — Присоединишься?

— Может быть, а может быть, и нет.

Бен повел головой в сторону двери. Руперт кивнул и осушил кружку. Оба поднялись и вышли из столовой, где все жарче и жарче разгорались споры сторонников и противников лорда Джорджа Гордона.

Не сговариваясь, они направились в сторону конюшни.

— У тебя новый конюх? — заметил Руперт, щуря от яркого солнца глаза.

— Да. Фредди понадобился отцу. Теперь помогает ему в поле. А я на замену взял на лето вот этого Бобби.

Руперт открыл глаза и принялся меланхолично рассматривать парня, который изо всех сил надраивал тяжеловоза.

— Пойдем прогуляемся. Бен последовал за ним.

— Так ты хочешь выйти на дорогу по личному делу?

— В среду, — подтвердил Руперт. — Но на ту, что ведет к Уайлдкрофту — там не так людно.

Бен кивнул, сорвал травинку, машинально пожевал стебелек.

— Есть там один участок — петляет между деревьями. Пожалуй, подойдет.

— Знаю. На этот раз времени понадобится больше, чем обычно: жертву придется раздевать до исподнего. — Взгляд Руперта не предвещал ничего хорошего.