— Жена скончалась около четырех лет назад. У нас было четверо сыновей, но они тоже умерли.

— Искренне соболезную.

— Ольга посещает все публичные лекции. Она ваша большая поклонница.

— Я польщен. — Он слабо улыбнулся. — У вашей дочери хороший вкус, — добавил он игриво.

— Она говорит, что вы опубликовали новую повесть в «Гоудис ледис бук».

Глаза По снова подозрительно сузились.

— Прошу прощения, я забыл: как называется это произведение?

— «Длинный ларь».

— Вот-вот! «Длинный ларь». То есть на самом деле гроб. Если не ошибаюсь, рассказ в какой-то мере навеян всей этой историей с Джоном Кольтом.

— Лишь в том смысле, что в повести убийца прячет труп в ящике, поэтому он и упоминается в названии.

— Совсем как мистер Кольт, так же спрятавший тело своей жертвы.

— Да.

— А «Ты еси муж, сотворивший сие!»?

— Я смотрю, вы действительно горячий поклонник моего творчества, главный констебль.

— Как я уже говорил, моя дочь очень много и внимательно читает. Она сообщает мне все интересующие меня данные. Тот факт, что тело мистера Челнуока положили в ящик, забив крышку гвоздями, снова навевает мысли о том, как убийца обошелся с мистером Адамсом.

— Да, я думал об этом, пока писал.

— Вы ведь в последнее время не общаетесь с мистером Кольтом?

— Общаюсь с Джоном? — Эдгар улыбнулся с некоторой хитрецой. — Вы имеете в виду после его самоубийства?

— Как вам будет угодно.

— Нет, не общаюсь, — сказал он. — Это в воображении я разговариваю с мертвыми, но в реальности, признаюсь, нет.

— Бросьте, мистер По, ни один из нас не верит в то, что он мертв. Эти две повести, а еще «Заживо погребенные»…

— Вам пора снова напомнить мне, главный констебль, что «добропорядочные граждане всегда говорят правду».

— Добропорядочные граждане говорят правду, сэр.

— Нет, я не общаюсь с мистером Кольтом, жив он или мертв. А в «Заживо погребенных» рассказывается о моих собственных страхах быть принятым за мертвеца и похороненным заживо. Мне больше нечего добавить. Более того, сэр: знайте, что вне зависимости от того, что вы думаете, я ни в коей мере не причастен к убийству Мэри Роджерс.

— Пожалуйста, поверьте мне, сэр, — сказал По, глядя в окно: на ферму Бреннан, на реку, на то место, где была убита девушка. — Я ее не убивал. И никоим образом не причастен к случившемуся.

— Я и не говорил, что вы это сделали, — ответил Хейс. — Пока что ни разу не говорил.

— Я любил Мэри Роджерс, — тихо промолвил поэт. — И не причинил бы ей зла.

— Но вы устроили весь этот маскарад, скрыв обстоятельства ее смерти, чтобы спасти ее честь?

— Что вы имеете в виду? — Эдгар перестал смотреть в окно и повернулся к своему преследователю; тот продолжал сидеть, изучающе глядя на него. По вздохнул. — Признаю, — проговорил он, — что мы были в Покипси вместе. Я путешествовал по реке, давал лекции и читал свои стихи в тамошних усадьбах. Я изменил своей жене, но не убивал Мэри.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Мы с Джоном наведались к Андерсону за несколько недель до ее смерти.

— С Кольтом? Он часто бывал в этом заведении?

По состроил гримасу.

— Ну разумеется, да. Табачная лавка находится прямо через улицу от его кабинета на Чемберс-стрит. Учитывая бесплатный портвейн и бесплатную еду, не говоря уже об обществе людей, вызывавших его зависть и восхищение, я бы сказал, что бедняга там жил.

— Вы пошли туда повидаться с девушкой, и неудавшийся литератор сопровождал вас?

— Она больше не работала у Андерсона. Вы, конечно, знаете об этом, главный констебль. Уволилась двумя годами раньше или даже более того. Однако ее имя всплыло в разговоре. Не могу припомнить, в каком именно контексте.

— И вы отправились к юной леди?

— Джон дал мне ее адрес. Мэри разорвала отношения со мной. Это было нелегко нам обоим. Я был женат. Она хотела жить в свое удовольствие. В тот день в лавке зашел разговор, что у бедняжки какие-то трудности. Я пошел в меблированные комнаты на Нассау-стрит, чтобы посмотреть, как она поживает.

— Поживает?

— Да. Хорошо ли она себя чувствует, счастлива ли, довольна ли.

— И что вы выяснили?

— В ее жизни появился новый мужчина. Я не знал, кто он. У Андерсона ходили слухи, будто бы этот джентльмен ее бросил. Однако когда я спросил, Мэри ответила, что они по-прежнему вместе и собираются пожениться.

— Вероятно, вас это расстроило?

— Я был рад за нее.

— Мисс Роджерс назвала вам его имя?

— Нет.

— И вы не настаивали?

— Не настаивал.

— Кое-кто полагает, что этим джентльменом были вы, сэр.

— Они ошибаются.

— Вы все еще любили ее?

По не стал отвечать. Вместо этого он заявил:

— Мэри сообщила мне, что беременна.

Хейс изумленно уставился на него:

— И почему же вы не открыли мне этого раньше?

— Я обещал, что не скажу. Я дал слово.

— Юная леди говорила вам, что собирается сделать аборт?

— Нет, не говорила. Если она и сделала его, то против собственной воли. Ребенок уже начал толкаться. Видит Бог, я хорошо знал эту девушку. Она никогда бы не оборвала зародившуюся в ней жизнь.

В это время в кабинет вошел доктор Фрэнсис, вид у него был усталый и измученный. Голос поэта пресекся. Сидя под бюстом Паллады, оба собеседника подняли головы на расстроенного врача.

— Мне жаль говорить это, — сказал он подавленно, — но надежды мало.

По почти не задавал вопросов. Ему не о чем было спрашивать: и без того было известно достаточно. Симптомы чахотки, «белой смерти», казались очевидными. Веки с голубыми прожилками вен, румянец на щеках, блеск в глазах — все это иной бы счел признаками красоты и здоровья. Вирус туберкулеза убивал, не обезображивая тела и не разрушая мозга.

— Это случится не сегодня, — тихо сказал доктор, — и не завтра. Но дни ее сочтены. Возможно, остался год, но никак не больше.

Когда мужчины медленно спустились по лестнице, миссис Бреннан сидела на кухне. На плите стоял чайник. Хозяйка встала и предложила Хейсу и доктору Фрэнсису остаться на ночь. Она заверила констебля, что «этот человек» — она имела в виду Бальбоа — может отлично выспаться в сарае, на охапке свежего сена, а места в конюшне хватит на всех лошадей.