— Как это проводим? — не понял Макс. — Ты что же, обратно не собираешься?!

— Нет! — девчонка неожиданно расхохоталась. — Нет, понимаете? Нет! Кто я там была? Малолетняя шлюшка… Никому не нужная… хотя, нет, нужная… для известных целей. Мать — горькая пьяница, денег — нет и не предвидится…

— Да уж, да уж, — покачал головой Максим. — А тут у тебя земли! Как же — графиня!

— Дурачок, — девушка ласково взъерошила парню волосы. — Не в землях и не в титуле дело, хотя и это немаловажно, особенно — здесь. Анри! Я просто его люблю. И — очень надеюсь — он меня тоже.

Получив этот ответ, возрадовалась дама…

Из хроники Камбре

И сколько бы Ратников не уговаривал «даму Элеонору» — Лерку — все тщетно! Сколько ни говорил, ни объяснял, даже целую лекцию прочитал на тему «бедственное положение женщины в Средневековье». Ничего ведь не утаил, обсказал все, как есть: что женщина здесь — никто, всего лишь машина для ежегодного — ну, пусть, почти ежегодного — рождения детей, большая часть которых неминуемо умрет еще во младенчестве. О том, что замуж тут выходят лет в тринадцать-четырнадцать, потом вот, каждый год рожают, годам к тридцати женщина уже считается зрелой, ну а к сорока — старухой. Соответственно и выглядит.

Нет, совершенно напрасные хлопоты! Сколько бы ни говорил Михаил, а Лерка только смеялась… Может, и вправду — любовь? Очень на то похоже.

— Ну, как же ты без сериалов-то будешь? Без «фабрики звезд», без интернета?

— Господи, Михаил Сергеевич! Телевизор только лохи смотрят, а интернет… компьютера у меня и там никогда не было.

В конце концов, Ратников махнул рукой — ну, как знаешь! Хочешь в Средневековье жить — ради бога.

— Смотри, ежели вдруг назад захочешь…

— Знаю, браслетик нужен. Вы уж рассказывали. Да некогда мне об этом думать, Михаил Сергеевич, надобно нам с Анри побыстрее домой возвращаться, в эту его Нормандию… а теперь — и в мою. У него там замок, представляете? С башнями, с подъемным мостом! Четырнадцать деревень у нас! А еще земли сколько! Пригляд во всем нужен, на слуг тут уж не понадеешься, Анри мне порассказывал — вор на воре. Все самой придется… где уж тут скучать? А вы говорите — интернет, телевизор…

— Ладно, ладно, — Михаил окончательно сдался — не хочет девка, не надо, чего зря уговаривать-то? Как говорится — было бы предложено. — Вы это только… Эгберта с собой возьмите. Боюсь, пропадет тут мальчишка… Не пожалеете, он парень честный!

— Если честный — можно и в мажордомы, — задумчиво протянула Лерка… сиречь — дама Элеонора. — Это хорошо, дядя Миша, что вы про него вспомнили — нам с Анри верные люди во как понадобятся! — девчонка резко провела ребром ладони по шее. — Кое-какие землишки отсудим, а кое-что силой возвращать придется… Борьба предстоит трудная!

— Да уж, да уж, — Ратников скептически хмыкнул. — Ну, Эгберта мы уговорим… попрошу Макса… Вон он, как раз, идет! Эй, Максюта!

Михаил с дамой Элеонорой сидели на высоком крыльце той самой усадьбы, что по-прежнему занимал ушлый боярин Нечай Анкудинович. С момента Леркиного появления прошло уже недели две, дороги за это время превратились в самое настоящее месиво, приходилось ждать, когда хотя бы чуть-чуть подсохнут. Скоро должны бы уже — весна в этом году выдалась пусть не особенно ранняя, зато жаркая — вот и сейчас, после полудня, сидели в тенечке, любуясь буйной зеленой травкой, молодой листвой и мохнато-желтыми шариками одуванчиков, во множестве выросших у частокола.

Дама Элеонора обмахивалась веером.

— Что, Лера, жарко? — ухмыльнулся Ратников, глядя на быстро шагавшего от ворот Макса. — Теперь уж в коротенькой юбочке не походишь и шортиками парней не смутишь — тут такого не носят, не принято как-то…

— Дядя Миша, я вас умоляю, — Лерка стрельнула глазками и лукаво улыбнулась. — Вы что… до сих пор мое летнее платье не оценили?

Ратников скосил глаза… потому и не оценил — не считал Лерку за возбуждающе-сексуальный объект, не мог себе это позволить, строго-настрого мысли свои контролировал… А если бы нет… Давно бы уже заметил, давно б заценил: и тонкое сукно, и забранный тонкой серебряной нитью ворот, сквозь который просвечивали голые плечи, и облегающий покрой, подчеркивающий изгибы бедер, грудь… Да уж — под таким платьем ничего не скроешь!

— А белья, между прочим, здесь тоже не носят, — громко расхохотавшись, добавила девушка. — И купаются — голыми.

Ратников лишь рукой махнул:

— Ла-а-адно!

— О чем это вы тут треплетесь? — подойдя, уселся на ступеньку Максик.

— О сексе — о чем же еще? — Дама Элеонора пожала плечами и окатила смутившегося мальчишку веселым взглядом. — Дядя Мише, видишь ли, платье мое не нравится — слишком, говорит, закрытое.

— Закрытое? Ну… не знаю… — Макс почему-то покраснел и быстро перевел разговор на другое. — С Эгбертом сегодня на торг ходили.

— Ну, ну? — нетерпеливо переспросил Михаил.

Подросток улыбнулся:

— Рижские купцы приехали! О том вам и хотел сказать.

— Приехали?! — дама Элеонора обрадованно всплеснула руками. — Ну, наконец-то!

Все же, красивое было на ней платье, обворожительно красивое с этакой небрежно подчеркнутой сексуальностью — небесно-голубое, с темно-синими и изумрудными вставками и тоненьким золоченым пояском. Граф Анри де Сен-Клер явно было рыцарем не из бедных… Кстати, он с раннего утра еще отправился прогуляться — тоже узнать про купцов и дороги. Что-то еще не вернулся…

— А мы как раз об Эгберте беседовали, Макс, — Михаил пригладил рукою волосы, растрепавшиеся порывом весеннего ветерка, пахнущего пряными травами, смолой и березовым соком. — Вот, хочу его к Лере определить. В хозяйство.

— Крепостным, что ли? — удивился Максим.

Лерка скривилась:

— Надо говорить — вилланом.

— Ах-ах-ах, какие мы теперь образованные! Ты с женихом-то своим как разговариваешь? По-немецки?

— По-французски, чучело! — фыркнула девчонка. — Я ж когда-то в гимназии с французским уклоном училась… Только все равно — у Анри говор свой, поначалу я вообще мало что понимала.

— Ну, конечно, — Ратников слабо кивнул. — Единый-то французский язык едва-едва к пятнадцатому веку сложится… да и потом в провинциях еще долго на диалектах говорить будут. А Эгберта мы не в крепостные — в мажордомы сплавим, это Лера над тобой так, прикалывается, как вы, молодежь, говорите.

Максим повеселел:

— Это другое дело! А то ведь Эгберт мне все-таки друг. Скучать по нему буду… и по тебе.

Подросток опустил голову — все ж таки, что ни говори, а нравилась ему Лерка, нравилась… еще там, раньше…