к ней. Как она и помнила – тучная леди, так туго затянутая в корсет, что напоминает собой вазу, стоит в проеме, ведущем на темную лестницу. Ее синее платье выбивается из общего красновато-коричневого интерьера борделя, но тем и лучше – никто не пропустит мамашу мимо глаз.

– Госпожа Донна, – почти ласково обращается к мамаше капитан.

На манер мужчины она берет опухшую красноватую кисть, перетянутую золоченым браслетом с одним потерявшимся камнем, и целует кончики чистых пальцев с коротко стриженными ногтями, напоминающими по форме кривую трапецию.

– Капитан, – Донна сальным взглядом скользит по ее лицу.

Моргана знает, о чем думает сводница. Если бы не уродливый шрам, рассекающий щеку, губу и бровь, она бы еще года три сошла за первый сорт. У мамаши глаз на такое наметан. И она не может упустить из виду благородное происхождение О’Райли, прикрытое суровой закалкой моря. Донна бы не отказалась от любой новой девицы, что хотя бы немного умеет отвечать дерзким клиентам и не подкладывает в корсаж тряпки, чтобы приподнять грудь.

Она бы продавала ее настолько дорого, насколько позволяет ей совесть. А значит, неприлично дорого даже по меркам Нассау. Но вслух, конечно, Донна никогда такого не скажет Моргане. И лишь улыбнется, сверкнув пустотой, где должны находиться два зуба.

– Мне нужна ваша лучшая девица.

Донна хихикает, ее смех – скрежет костей под ногами, хруст раздавленной фарфоровой крышки от сахарницы.

– Джуэл сейчас обслуживает другого клиента. Но если вы хотели бы обождать, то пожалуйста. Я потороплю, а то задержались.

– Я не о Джуэл.

Кажется, Джуэл Брукс, обычная рыжая потаскуха лет восемнадцати, мелькала перед О’Райли несколько раз. Но никогда не возбуждала такого интереса, как Аделина, чьи черные волосы в блеске тусклых свеч почти напоминают уголь.

– Так кого же вам, капитан? Может, Сесилию? Или Эмму? – мамаша Донна отводит руку в сторону, ведет покатыми плечами, перебирая каждую девушку своего борделя.

– Аделину, – с нескрываемой теплотой, сверкнув несколькими перстнями, произносит Моргана. – И, пожалуй, бутылку джина.

– Аделину, значит, – Донна улыбается. – Конечно, конечно, но оплату вперед. Сегодня…

– Даю двадцать фунтов. За Аделину и комнату до утра. И по фунту за каждую выпитую бутылку джина.

Разговор о деньгах смягчает сердце госпожи Донны. И она уплывает, чтобы через некоторое время вернуться с двумя девицами под руку и сказать:

– Наверху, как и обычно.

О’Райли кивает и выкладывает на стойку обещанные деньги, после чего уходит к лестнице. Ступени под ее ногами стонут в такт доносящимся из всех уголков дома голосам. Моргана поднимается на самый верхний этаж. Ноги несут ее той дорогой, о которой мозг предпочитает не думать. Сколько раз она успела пройтись по этому коридору до сегодняшнего дня? К счастью, как гость, а не обитательница борделя.

Дверь в конце приоткрыта. И тонкая полоса света падает на устеленный ковром пол. Там, в просторной комнате, сидя на краю тахты и закинув ножки на небольшую подставку, ее ожидает Аделина. Толкнув скрипучую дверь, капитан заходит в комнату. И словно ангел в нежном кремовом платье, Аделина поднимается с тахты. Ее маленькие ноги в атласных туфлях касаются пола. Покачиваясь подобно снастям на ветру, куртизанка подходит к Моргане и кладет ладони ей на плечи:

– А ты не задержалась.

Еще бы она задержалась! Тогда бы Аделина устроила самую настоящую сцену, став на время актрисой, которой разбили сердце. А Моргана не готова вынести еще столько же стонов, сколько и сегодня в подворотне, где ее лупили веером.

– Разве я могла, – мурчит О’Райли, но Аделина прикладывает к ее губам палец. Испанка любит, когда рядом с ней молчат. Больше, конечно, она любит, когда для нее читают, но сегодня под носом нет ни газеты, ни какой-нибудь книги. Однажды Моргана подарила Аделине «Путешествия Гулливера» Свифта. Но проститутка сочла это чтиво слишком утомительным. И заставила Моргану декламировать стихи. И то была одна из самых приятных ночей, проведенных тогда подле Аделины.

* * *

За разговором время летит стремительно, подобно ядру, выпущенному из пушки. Моргане комфортно в обществе куртизанки, и все же в воздухе повисает особая недосказанность. Или только так кажется из-за большого количества выпитого джина.

– Что тебя гложет?

Аделина касается распущенных волос Морганы. Проводит пальцами по ним, словно гребнем, пропускает каждую грязную, потускневшую от соли, солнца и ветра прядку сквозь.

– Ничего, – с шумом выдыхает О’Райли, открывая глаза.

Смотреть на Аделину снизу вверх и видеть появившиеся на шее морщинки странно. Время не щадит никого. Особенно девушек подобной профессии. Через парочку лет, если испанка не выскочит за кого-нибудь замуж, она станет уже вторым сортом, если не третьим. И никто не захочет иметь с ней дело. Потеряет свою ценность на рынке проституток. Капитану ее даже жаль, но свою судьбу она считает еще менее завидной, чем судьбу Аделины.

Та бы не справилась в море. И дело не в том, что по сравнению с ней Моргана выше, крупнее и сильнее. Капитан просто знает, как за себя постоять. Она научилась не терпеть издевательства, а отвечать на них ударом. Иной раз далеко не пощечиной. Куртизанка же привыкла вертеть хвостом и увиливать, а с корабля так просто не сбежать.

– Сколько раз еще сказать, что тебе не стоит меня обманывать? Мор, я знаю, когда ты врешь. Так что же тревожит моего капитана, грозу морей и повелителя волн?

О’Райли хрипло смеется, закладывая левую руку за голову. Да уж, от этой пронырливой проститутки не спрятать даже дублона под пяткой. Но такой она и обязана быть, чтобы тонко чувствовать настроение и вес кошеля клиента. Найти бы в себе столько кокетства и без недовольства кривить душой, отвешивая учтивые поклоны направо и налево. Чем проститутка отличается от порядочной английской аристократки? При желании она может просто распрощаться с незадачливым клиентом. Аристократка же должна оставаться учтивой всегда.

– Скажем, что бы ты делала, если бы один мужчина с совершенно омерзительным характером, но непристойно огромным количеством денег вынуждал тебя пойти с ним на прием в доме губернатора?

Это лишь поверхностное описание проблемы. Потому что в душе Моргана тревожится не столько из-за приема и спутника, сколько из-за того, что окончательно запуталась и уже не понимает ни свои, ни его намерения. Еще некоторое время назад ей казалось, что у них не сложились не то что дружеские отношения, но даже партнерские. А сейчас он будто расщедрился на галантность. Его благородный жест, конечно же, лишь расчетливая попытка в очередной раз сломить ее неприступность. У Кеннета без малого несколько тысяч врагов. И он может найти подход практически к каждому. Лорд достаточно умен, чтобы не просто избежать возможного убийства, но и подчинить себе тех, кто раньше ни при каких условиях не пожелал бы с ним сотрудничать.