иное время, когда молодому лорду доверяет сам король, а работа на корону – это высший показатель его значимости. Бентлей всегда отличался особым усердием, умением работать, не думая ни о потребностях, ни о людях, его окружающих. И теперь Кеннет способен перевернуть весь мир.

Моргана раздраженно скрещивает руки на груди, но Кеннет лишь дежурно улыбается. Даже если леди это не угодно, разговор будет вести он сам.

– Чем могу вам служить? – губернатор начинает «сглаживать углы», расшаркиваясь перед лордом. Ему, как и любому продажному управленцу, не хочется потерять ни место, ни тем более голову.

Не обращая внимания на вопрос, Бентлей произносит:

– Позвольте узнать, почему же ваши люди торгуют пряностями Компании без лицензии?

Он не ожидает услышать внятного и четкого ответа. Моргана шумно, со свистом выдыхает. Она опускается в кресло, закидывает ногу на ногу. Вся ее поза – выражение неодобрения. Пиратка просит дворецкого подать вина, но сам бы Кеннет не отказался от чашечки чая.

– Это… недоразуме…

Бентлей поднимает указательный палец, тем самым прерывая речь Коулсона. Перед ним сейчас начнут оправдываться, начнут умолять не пытаться ломать рукотворный рай незаконных корсаров, но он не хочет слушать. В голове Бентлея возникает идея.

Он бегло смотрит на напряженную Моргану. И, не отводя взгляда, произносит то, что явно приведет ирландку в бешенство:

– Вам повезло, губернатор. Сегодня я в хорошем расположении духа. За время плавания я соскучился по балам и цивилизованным приемам. Организуйте его, и, так и быть, Ост-Индская торговая компания закроет глаза на ваши… нарушения.

От столь щедрого предложения глупо отказываться. Губернатор сияет от радости, у него отлегло от сердца. Этот червь готов на все, лишь бы удержать насиженное место. Раньше Коулсон не казался Бентлею таким скверным человеком, он виделся деятельным и очень гордым мужчиной.

Но счастье Коулсона несравнимо с замешательством на лице Морганы. Она выпрямляется в кресле, однако в разговор не вмешивается. Хотя ей точно есть что сказать. У ирландки всегда заготовлено несколько фраз, обычно за словом за пазуху она не лезет.

– Конечно, конечно, милорд. Сделаем все наилучшим образом. Принимать столь достопочтенного джентльмена большая честь, – Коулсон кланяется несколько раз, да так усердно, что чем-то напоминает лошадку-качалку. – Простите за нескромный вопрос: полагаю, у вас есть и спутница? Заготовить бы приглашения.

Губернатор из последних сил старается не терять лица. А Бентлей не может сдержать ироничного тона:

– Разумеется. Она перед вами.

Кеннет протягивает Моргане руку:

– Мисс О’Райли.

Глава 18. «Будуар аристократки»

Ничто так не выводит женщину из себя, как принимаемые за нее решения. По крайней мере, именно сейчас возмущение Морганы граничит если не с яростью и гневным выражением недовольства, то с мысленным перебором всевозможных проклятий в адрес Кеннета. Его отвратительное поведение невозможно охарактеризовать как-то иначе, чем «типичная демонстрация власти». Последний раз столь утомительно серьезно ее пытались подчинить дома, с тех пор она агрессивно этому сопротивляется вот уже добрых восемь лет.

Но Кеннет не ее отец, не брат. И ему даже проще говорить «нет», если не прокручивать возможные последствия раз за разом: вот Бентлей шевелит пальцами, и из ближайшей тени появляется Спаркс, готовый выполнить любой приказ своего господина; вот лорд неудовлетворенно поджимает губы, и на его лице появляется бесстрастное выражение. И меньшее, что может случиться, – отвратительно долгая нотация о важности соблюдения договоренностей.

Они выходят в сад. Губернатор поклялся, что сделает все в лучшем виде, лишь бы удовлетворить лорда из Ост-Индской компании. Но, по правде говоря, Моргана сильно сомневается, что в подобном захолустье удастся организовать сносный прием с оркестром и танцами. Возможно, Коулсон и сможет пригласить кого-нибудь из местного театра, чтобы сыграли на клавесине, но этого точно окажется мало для искушенного жизнью и удовольствиями Кеннета. Бентлей не готов довольствоваться малым. И Моргана задумывается о том, что в целом очень хорошо, что лорд не играет в карты и азартен только в вопросах собственной работы, иначе один проигрыш в вист мог бы существенно перевесить чашу весов британской экономики не в ту сторону.

И все же она не понимает, для чего организовывать прием. Капитан скрещивает руки на груди:

– И что это было?

Она могла бы вежливо разговаривать с Бентлеем, сохраняя почтительный тон и обращаясь к нему не иначе как «лорд», однако Моргана предпочитает задавать вопросы в лоб. Прямота, пожалуй, лучшее из качеств О’Райли наравне с упертостью и верностью собственному слову. По крайней мере, именно так всегда говорил ее покойный старший брат, раз за разом помогая забираться в седло, пока Эйдан злорадно смеялся.

– Всего лишь бал. Вас что-то не устраивает, капитан?

Ее не устраивает все: что ее втянули в подобного рода авантюру, даже не уточнив ее отношение к светским встречам аристократов; что Кеннет позволил себе обозначить ее своей спутницей и распоряжаться ею, как собственностью; что она не имеет ни малейшего понятия, где бы достать приличное платье. Моргана допускает мысль посетить прием хотя бы потому, что иначе Кеннет от нее попросту не отстанет. Но все ее нутро сопротивляется, горя в пламени протеста и негодования.

А лорд принимает ситуацию, как саму собой разумеющуюся, будто иного произойти не могло и он ждал момента, когда сможет продиктовать условия и устроить торжество в чужом доме. Он дождался.

Иной раз Моргане кажется, что Кеннет, возможно, управляет страной руками короля Георга. Хотя она и не может однозначно это утверждать. Но для нее не станет удивлением, если что-то подобное вскроется через несколько лет. Кеннет молод, амбициозен и вместе с тем совмещает в себе самые отвратительные черты. Такие люди живут долго. И со временем начинают творить настолько ужасающие вещи, что волосы на затылке не просто шевелятся, а седеют.

– Милорд, даже если и так, разве это что-то изменит?

– Разумеется, нет, мисс О’Райли.

Бентлей не скрывает садистского удовольствия. Самая искренняя радость – это злорадство. И Моргана бы свернула ему шею, как это делал повар в их доме с еще молодыми цыплятами. Какую бы услугу она оказала всем его врагам и пиратам, которым Кеннет не что иное, как рыбья кость, вставшая поперек горла. Но она не делает этого. И в очередной раз осуждает себя за подобные жестокие намерения. Хотя с Бентлеем просто невозможно не быть жестокой.

– С каждым разом вы становитесь все хуже и хуже, милорд. И мне неугодно, с какой стороны вы раскрываетесь. Я скучаю по своему щеночку… такому беленькому, запуганному и совершенно растерянному, – с легкой издевкой произносит капитан, пытаясь хотя бы так отыграться на своем оппоненте, поставившем ее в унизительное положение зависимости от него и принимаемых им решений.

– Времена меняются, мисс О’Райли, – многозначительно произносит Кеннет. – Удивительно, каких высот может достичь человек, просто покрывая пиратов. А вот стоит ему повстречать представителей