– Ну, это он зря, конечно. Пей лекарство, зайка, оно сладенькое.

Марина послушно глотает сироп жаропонижающего и ложится в кровать. Сижу с ней рядом, держу за пальчики, рисую узоры на ладошке.

– Солнышко, мы Веника тебе в папы не возьмем.

– Правда?

– Честное мамино слово.

– Мамочка, я хочу, чтобы моим папой был Дим Димыч. Я рыбку об этом тоже попросила...

Ох, доча, маленькая моя девочка. Как же тебе объяснить, что не все желания исполняются. Особенно такие. Прикусываю до боли  нижнюю губу. У дочки глазки закрываются, температура понижается.

– Веник уйдет? – сонно.

– Уйдет. Не переживай, я  скажу, чтобы он больше никогда-никогда не приходил.

Быстро собираю мелкие осколки от колбы в совок. Роза лежит на столе. Она выглядит живой, но без колбы, насколько я знаю, она завянет быстро. Надо попробовать заказать новое стекло для нее, авось спасем.

– Спи, мое солнышко, – целую спящую дочку в прохладный лобик и решительно  иду на кухню.

Вениамин подпирает плечом холодильник.

– Как она?

– Температура поднялась, дала лекарство, спит. 

"Боже, – думаю, глядя на него, – вот откуда у Маринки жар. Второй раз! Это у нее на Веника аллергия!"

– Веня, – с укором выговариваю ему, – ты поторопился предупредить мою дочь, что будешь ее отцом. Мой ответ – нет.

– Леночка… – делает шаг ко мне.

– Нет, Веня, – останавливаю его взмахом руки и льдом в голосе. – Хватит! Я тебя не люблю и никогда не смогу полюбить. Извини, что когда-то дала надежду. Ты хороший, красивый, умный мужчина, но не мой, понимаешь? Я Диму люблю... А ты еще встретишь другую девушку, вы полюбите друг друга, у вас будут свои дети…

– Не будет.

– Что?

– Не будет детей. Я бесплоден.

– Оу.

Неожиданно и не к месту. Хотя когда такие новости бывают к месту?

Не знаю что сказать.

– Я думал, что проблема в бывшей жене. А недавно узнал, что это я… – Веня криво усмехнулся, запустил пятерню в волосы. – Запереживал что-то сначала… Потерялся. Думал, что у меня еще все впереди, а оказалось, что впереди-то ничего не будет... своего. А потом вспомнил, что у меня есть ты и Марина…

– Нет…Веня, нас у тебя нет, – говорю тихо и твердо. – Прости.

Молчит, не двигается.

– Тебе лучше уйти.

– Лена…

– Все, Веня. Все! – тихо истерю. Я и так держусь из последних сил.

Следующие секунды тишины кажутся мне вечностью.

Веня смотрит в ночное окно. Плечи опущены.

– Извини, Веня. Тебе пора.

Вздрагивает.

– Угу.

Не глядя на меня, проходит мимо, на выход. Обувается.

Я стою в проходе. Что еще сказать не знаю. Неловко как-то.

– Пока? – Веня грустно улыбается.

– Всего хорошего, Вень.

– Будь счастлива.

– И ты…

Дверь за ним закрывается. Я только сейчас чувствую, какой груз свалился с плеч.  

Иду к дочке. Трогаю ее лоб губами. Прохладный. Маришка открывает глазки.

– Он больше не придет?

– Все, – успокаиваю ее, – не придет.

– Честное слово?

– Честное-пречестное. С глаз долой, из сердца вон.

– Можно я не буду с его подарком играть?

– Можно. И знаешь что? – говорю решительно. – А давай мы этот подарок утром в подъезд вынесем? Кому понравится пусть забирает. Да, дочь?

– Да! Сейчас! 

– Давай сейчас.

Марина подскакивает с кровати, берет коробку Веника. Тяжеленькую для ее роста. Помогаю ей. Вместе тащим ненужный подарок на площадку, ставим по центру. Следом за коробкой туда же отправляются его шикарный букет и нераспечатанная бутылка красного полусладкого.

– Красота! – удовлетворенно заключаю, окидывая напоследок яркую композицию на полу. – А теперь зубки чистить и спать.

Укладываю дочку в кровать. Из освещения только ночник в виде сердечка, включенный в розетку.

Маринка, повздыхав немного, засыпает быстро крепким сном. Я не спала предыдущую ночь, но сейчас чувствую, тоже не усну. Поговорить бы с кем-нибудь, чтобы просто выслушали, но поздно уже – ни маме, ни подружкам в это время звонить не буду.

Тихо выхожу из спальни, прикрыв за собой дверь. Бесцельно прохожусь по маминой комнате, коридору, кухне. Останавливаюсь у окна, сложив руки на груди. Внизу в ряд стоят машины. Тусклый свет из окон многоэтажки выхватывает темные и светлые пятна – крыши автомобилей. У Димы беленькая, всегда чистенькая, уютная. Тоска сжимает грудь, лишая воздуха.  

Дима, чудовище мое. Что же я наделала? Как мне жить без тебя теперь?

Ищу телефон, включаю его. Сообщений нет. Набираю Диму. Гудок. Второй.

Сбрасывает...  

– Дмитрий –

Я даю им пять минут поговорить. Добавляю еще пять. Это максимум. Глаза болят от того, что пялюсь в одну точку – на ЕЕ окна, где ЕГО одиночная тень периодически мелькает. Пальцы немеют, сжимая со всей дури руль.

Бомбит меня не по–детски. Почему ОН еще там? Почему не вылетает пулей из подъезда, а вслед ему не летят его подарки? Все, Лена любимая, ты увидела Юлю и все решила за нас всех? Нет, ты не можешь так поступить с нами. Не выйдет, красавица. Это неправильное решение. Не Юля, а ты моя. А свое я не отдам ни Венику, ни кому другому. И терплю я все это только потому, что вижу его в окне одного, а не с тобой в обнимку. Поэтому могу простить его присутствие у тебя. Пока еще могу.

Глухо рычу. Руки чешутся набить морду этому предмету домашней утвари, но там Маришка. Не хочу ее напугать, а потому сижу в своей тачке и жду.

Жду. Жду…

Тень в окне исчезает, а меня рвет на куски от ревности.

Девятая минута заканчивается, я на низком старте.

Мой порыв идти в атаку прерывает звонок. Олег.

Палец зависает над красной кнопкой сброса. А вдруг дома что?

– Слушаю.

– Это я тебя слушаю, брат. Что случилось?

– У Ники своей спроси, – срывается грубо с языка. Да, я на невестку зол, потому что уверен, что не без ее участия влезла в нашу с Леной гармонию бывшая. 

– Димыч, ты хоть не начинай, а? – заводится Олег. – Алиска заперлась в комнате, жена ревет, мать на успокоительном, к тебе отправляет. Я ничего не понимаю! Уехал, все было лучше не придумаешь, приезжаю – тут не пойми что.