– Да?

– Ты обязан будешь хранить мне верность до конца своих дней.

– Я уже обязан делать это по закону, – ухмыльнулся он.

– С каких это пор закон имеет для тебя значение?

– Это как раз моя точка зрения.

Она раздраженно фыркнула и, повернувшись к банановому дереву, сосредоточилась на ярких зеленых гроздьях. Или, вернее, она сконцентрировала свою досаду на неповинных бананах, а затем на стебле, удерживающем их; досаду, что женщину считают неспособной к подобным действиям; досаду из-за того, что о делах Линтона она знает не больше, чем в тот день, когда он снова объявился в ее жизни.

Ей даже не пришлось особо целиться. Пошатнувшись от сильной отдачи, Луиза увидела, как гроздь бананов рухнула на землю, стайка птиц вспорхнула в поисках укрытия, а бедная мартышка отскочила в тень деревьев.

– Черт побери, – расслышала Луиза сквозь звон в ушах. – Полагаю, теперь ты считаешь себя чемпионом.

Она опустилась рядом с ним, стараясь не дрожать.

– Я считаю себя снайпером.

Опасливо, под бешеный стук сердца, Луиза протянула ему пистолет. И подумала, что замуж за этого человека стоило выйти хотя бы потому, что у него достаточно силы и уверенности в себе, чтобы расстаться с оружием и вести переговоры о мире.

– Ты действительно собираешься разоружиться ради переговоров? Или это формальность и у тебя тайники с оружием по всей стране?

Линтон и вообразить не мог, насколько обнаженной, беззащитной она чувствовала себя, признаваясь ему, что знает о том, что у него есть от нее секреты. Он не догадывался, что так Луиза просила место рядом с ним – в политическом смысле. Точно так же он не мог представить, что его отказ пустить ее в свой тайный мир она воспримет, может, и не как объявление войны, но как тупик в их отношениях.

Или все же та близость, то родство душ, которое объединяло их, позволило Линтону расслышать все то, что крылось за ее вопросом?

– Доверься мне, – отрезал он, сунул пистолет в кобуру и повернулся к банановому дереву.

Увидел ли он там что-то или Луизе просто почудилось, что, срезав выстрелом банановую гроздь, она повредила нечто хрупкое в этой вселенной, нарушила равновесие, от которого зависела и ее судьба, и его, и судьба всех каренов?

Доверься мне.

Она хотела бы довериться, но как, если не доверяли ей? Как довериться, когда ее тревожило многое из того, к чему он требовал доверия?

Вечером накануне вступительного раунда переговоров – беременность Луизы еще не бросалась в глаза – она сопровождала Линтона в Правительственный дворец, где пятнадцать месяцев назад, когда мир был совершенно иным, она в последний раз видела Кэти. Она хотела отказаться идти с Линтоном (мигрень, изводившая ее весь день, вполне могла замаскировать ужас, который она испытывала перед этим приемом), но благодарный взгляд Линтона, когда она примерила подаренный им саронг из поблескивающего голубого шелка, сказал ей, что муж верит, что она сегодня справится. Да и в конце концов, разве в прошлой жизни у нее не было веских причин регулярно входить в это змеиное логово? И разве не были мотивы Линтона гораздо благороднее ее тогдашних, эгоистичных и трусливых?

Мигрень, как выяснилось, была первым симптомом болезни, накрывшей Луизу, едва она снова окунулась в мир Не Вина. Вонь антисептика, смешанная с пластиковой вонью искусственных цветов, кислый душок страха, разлитый в воздухе, истерические подвывания фальшивого смеха – все это вызвало подзабытую тошноту, от которой, как считала Луиза, она избавилась навсегда. Пока Линтон пробирался сквозь толпу к какой-то парочке официального вида, Луиза пристроилась в уголке, собираясь с духом, не в силах ни погрузиться в одну из невротических бесед, ни симулировать интерес к аляповатому портрету Кэти на стене. Она разглядывала саму хозяйку во плоти, беседовавшую в другом конце залитого светом зала. Судя по тому, как Кэти время от времени косилась в сторону Луизы, она ее определенно заметила и не менее определенно изображала безразличие. Неужели только появление повзрослевшей Луизы добавляло лицу Кэти оттенок усталой горечи, вместо прежней подчеркнутой игривости, более приличествовавший ее нынешнему статусу жены диктатора (которого не видно было на его собственном приеме)? Каким жестким, каким непреклонным стало лицо Кэти за минувший год.

Внезапно она развернулась к Луизе с неприятной ухмылкой, отчего-то казавшейся жалкой. Она, эта ухмылка, словно признавала страхи Кэти, что слухи о ее муже и Луизе могли быть отчасти правдивыми.

– Дорогая моя, – пробравшись через веселящуюся толпу, обратилась она к Луизе, – что это ты глазеешь на меня издалека, будто мы с тобой чужие? Ты очень изменилась. – И смерила Луизу оценивающим взглядом человека, которому нет нужды скрывать свою неприязнь к другим.

– Полагаю, да, – согласилась Луиза.

– И определенно подрастеряла хорошие манеры. Брак с хамом, несомненно, не идет на пользу.

Луиза редко сталкивалась с подобной грубостью. Хотя в словах Кэти ей почудилась обида, будто та завидовала ее замужеству.

– Боюсь, я растеряла хорошие манеры еще до брака, – сказала Луиза. – Помнишь моего парня…

Кэти, никогда не замечавшая то, чего не хотела замечать, озадаченно уставилась на Луизу.

– Я бывала с ним здесь, еще до всех сплетен.

Застывшая на лице Кэти улыбка чуть дрогнула. Луиза ощутила укол раскаяния.

Но Кэти фыркнула:

– Тот недотепа? Он, наверное, расстроился, узнав, что ты сбежала с нашим самым знаменитым бабником.

Она ткнула пальцем в Линтона, и проворство, с каким она вычленила его в плотной толпе, подсказало Луизе, что Кэти явно проявляет интерес к ее мужу.

– Он погиб, – сказала Луиза. – Он был в здании Студенческого союза.

В здании Студенческого союза, которое взорвали прихвостни твоего муженька, добавила она про себя.

Ей почудилось или Кэти и в самом деле вздрогнула? Может, тело ее сердобольней души? Кэти была потрясена – и напугана – это очевидно. Но паутина из низости и малодушия, которая, должно быть, и помогала ей выживать, не позволила пробиться страху наружу.

– Тебя пригласили сюда веселиться, Луиза, – заявила она. – А не беспокоить других людей своими сетованиями. Бери пример со своего мужа. Он-то знает толк в подаренных игрушках.

Линтон явно сообразил, что назревает гроза. Он внезапно возник рядом с Луизой, обнял за талию, притянул к себе, заглянул ей в лицо так ободряюще, что она снова доверилась ему.

– Вижу, вы начали с того места, где расстались. – И он заразительно рассмеялся.

– Я всегда находила твою жену забавной, – отозвалась Кэти. – Но ты ведь знаешь, что меня забавляет, не так ли, Линтон? – И, не дав ему ответить, продолжила: – Как звали ту женщину, Луиза? Врача, которой ты интересовалась, ту, что сидит в тюрьме?