Я стрелял в истерике. Хьюз был ни при чем. Но я стрелял и стрелял. Когда ко мне рванулась Сусанна, я тихо сказал ей (помню, что голос мой был не моим): “Девочка, не тронь меня…” Я повернулся и побежал. Какое-то время слышал за спиной ее бег. Потом я остался один. Сел на землю. Было холодно, сыро, но руки мои не дрожали.

* * *

Мы складываем в багажник корзины с фруктами, плетеные бутыли вина, связки виноградных гроздьев. Жители Лио (родственники, знакомые, полузнакомые) несут и несут дары осени.

– Забыли подзорную трубу Хьюза! – сказал Филипп, вбежал в дом, вынес инструмент.

Машина тронулась.

– До свидания!

На повороте дороги Филипп остановил машину.

– Я еще ни разу не смотрел в подзорную трубу, – сказал я, то бишь хроникер.

Приложил окуляр к глазу.

Зеленые холмы. Телеграфные столбы. Фарфоровые изоляторы. Но что это?

В кругу подзорной трубы появилась кровать. На ней сидит мужчина в парусиновом костюме. Мужчина держит подзорную трубу и смотрит в нашу сторону. Вот он махнул рукой, отвел от глаза свою подзорную трубу и улыбнулся. Это Кристофер Хьюз!

Он нас приветствует!

Хроникер и Филипп подняли руки и шлют привет Кристоферу Хьюзу.

Кристофер заглянул под кровать и вытащил воздушного змея.

Встал, побежал, подняв над головой цветной квадрат.

За ним подростки.

В толпе Аграфина, а вот Сусанна, юная, гибкая…

Из-за кустов выбегает осел по имени Пятница, вдоль реки бежит Нестор Квирикадзе.

Вот Ален-телеграфист. Тахия, египетская танцовщица, которую мы не видели, но по наряду, по красивому голому животу догадываемся, что это аленовская возлюбленная. Монахи в черных сутанах. Все бегут за взлетающим в небо воздушным змеем.

Мы не слышим их голосов, они пробегают в тишине.

Оторвав глаз от подзорной трубы, хроникер поднимает голову и видит воздушного змея, который в одиночестве парит над сегодняшним лиойским пейзажем.

Мой фильм “Городок Анара” был отобран на фестиваль в Локарно (Швейцария). Мне звонят из Госкино: “Вы едете в Локарно. Оформляйте документы на загранпоездку!” Я предстал перед выездной комиссией Тбилисского райкома партии. Задают вопросы: “Как фамилия генерального секретаря Швейцарской коммунистической партии?” Я заученно отвечаю: “Товарищ Томас Коэрфел”. “Сколько коммунистов в швейцарской партии?” Я заученно отвечаю: “Семь тысяч шестьсот четырнадцать человек”. Никакого просветления на лицах членов выездной комиссии. По их информации, в компартии Швейцарии семь тысяч шестьсот девять коммунистов. На пять человек меньше, чем я назвал. Но моя неточность прощена, видимо, потому, что я не уменьшил, а увеличил количество членов швейцарской компартии. Председатель отборочной комиссии Левон Штоян, актер киностудии “Грузия-фильм”, известный своим криком Тарзана, который звучал в голливудском фильме, покорившем всех зрителей СССР, не знающих, что они подражают крику не Тарзана, а Левона Штояна (эта информация не имеет никакого отношения к коммунистам Швейцарии). Штоян смилостивился и позволил мне лететь в Локарно.

Я с легким сердцем прилетаю в Москву. Надеюсь пересесть на швейцарские авиалинии, но в Москве мне сообщают: “Представлять фильм «Городок Анара» едете не вы, едут Иванова, Петров, Сидоров (не помню фамилии чиновников Госкино)”.

Я попытался возмутиться: “Это же мой фильм!” Меня вызвали к большому начальству. Начальство спрашивает: “Кто есть Коэрфел?” Я отвечаю: “Генеральный секретарь Коммунистической партии Швейцарии”. – “А тогда кто такой Баумгартнер?” Я не знаю такого. “А жаль! С июня месяца товарищ Баумгартнер возглавляет Коммунистическую партию Швейцарии. Сейчас август. Уже второй месяц, как Баумгартнер, а не Коэрфел стоит за штурвалом, точнее, возглавляет Швейцарскую коммунистическую партию… а вы, Квирикадзе, не знаете этого!” Так мне дали понять, что идеологически я не готов представлять свой фильм на фестивале в Локарно.

Я уехал из Москвы и блуждал один в горах Кавказа – “печальный Демон, дух изгнанья”: рюкзак, кеды, спальный мешок, пастушьи тропы, усеянное звездами ночное небо, – истязая себя: как я не узнал, что Коэрфела сменил Баумгартнер?!

Через две недели я спустился с гор успокоенный. К черту эти фестиваль, призы, награды – вся эта ярмарка тщеславия! Забрел в деревню Маффет к родственникам. Они искренне обрадовались моему внезапному появлению. Застолье. Я чем-то отравился. Диарея. Понос. Бегу в огород. Запираюсь в деревянной туалетной будке. На ржавом гвозде наколоты рваные газетные листки. Срываю первый, глазами пробегаю по строчкам газеты “Правда”: “Вчера завершился международный кинофестиваль в швейцарском городе Локарно. Фильм советского режиссера Ираклия Квирикадзе «Городок Анара» получил приз «Серебряный леопард». Поздравляем молодого дебютанта…” Я закричал, вспугнув рой зеленых мух, выскочил из туалета с криком: “Я серебряный леопард! Я серебряный леопард! Я серебряный леопард!”

Мой Чанчур!

Хроникер из меня не очень объективный. Какие-то события я рассказываю с мельчайшими подробностями, в каких-то скольжу по поверхности. Блуждая по лабиринтам памяти, я натыкаюсь и на персонажей, которым вроде бы не место в моих хрониках. Вот Марсель Ишак – французский повар. Он попал в Анару в начале прошлого века. История, посвященная Ишаку (не смейся над звучанием старинной французской фамилии), стала повестью об изысканной кухне, любви и войне.

Марсель Ишак полюбил Сесилию Миндадзе, мою троюродную бабку (назову вежливо – “троюродную бабушку”). Я не застал Сесилию живой. Знаю, что она была очень красива, знаю, что вокруг нее увивался Лаврентий Павлович Берия. В коробке из-под сигар была фотография брюнетки с большущими глазами и строгого француза с улыбкой наивной и беззащитной…

Моя мама хорошо знала Сесилию. Я знал ее сына Антона. Он был виоленчелистом, дружил с Сергеем Параджановым, увлекался персидской литературой, много переводил как любитель.

Однажды Антон принес тетрадь и сказал: “Ираклий, прочти, только не говори Параджанову. Он засмеет меня… Это сценарий. Не могу придумать название. Есть одно, но очень длинное, в персидской прозе это принято. У меня оно звучит так: «Повесть о французском поваре, накормившем революционеров во главе с Серго Орджоникидзе жареными воронами, в результате чего у них начался жуткий понос». – Троюродный дядя посмотрел на меня. Я улыбался. – Здесь много про Сесилию и про… Хотя нет, прочти… Может, придумаешь название покороче? И… Если хочешь, забирай себе… кино – не мое дело…”