class="p1">— Григорий Дмитриевич, смотрите, три подбитых корабля вперед поползли.

— Что они задумали?..

Я смотрел на троицу — «Один», «Бленхейм» и «Амфион» — третий класс, самые малые из пострадавших судов. Если враг решил вернуться к своей обычной тактике навала, то зачем отправлять вперед именно их? И почему только английские суда? Ни одного француза… Словно этот приказ оказался слишком необычным, чтобы чужие капитаны на него согласились.

Нехорошие предчувствия стали сильнее, а раненая троица тем временем прошла почти до входа в бухту — благо все внешние укрепления были почти разрушены, а батареи Руднева заняты десантом.

— Григорий Дмитриевич, посмотрите, у них носы начали закапываться в волны. Они что, тонут? Но зачем тогда было отправлять их вперед? Враг ведь сам перекрыл себе часть фарватера!

У меня не было ответов, я просто продолжал смотреть на корабли, которые уже фактически замерли на месте. У каждого нос в воде, корма поднялась вверх. Словно стволы огромных мортир, которые великан медленно и не очень ловко наводит на цель. По правой стороне тела пробежали мурашки. Я ведь читал о чем-то подобном. Был один адмирал еще во время наполеоновских войн, хотел развить идею брандеров. Забить их порохом и ракетами, задрать корму, чтобы корпус направил взрывную волну в нужную сторону, а потом поджечь… По плану с десяток таких кораблей могли засыпать огнем целый вражеский флот.

У нас, конечно, флота не было — того, который можно поджечь. Все корабли стояли в отдалении, ожидая своего часа, зато подобная бомбардировка смогла бы достать все линии мин, что мы выставили до Узостей.

— … и тогда всего три и так подбитых корабля были бы за это не такой уж и высокой ценой, — я в двух словах рассказал о возможном ударе Нахимову. Спасибо рации с режимом передатчика, которая позволяла быть на прямой связи с землей. Жаль, такие пока смогли поставить только командирам эскадрилий.

— Возвращайтесь, — решил Павел Степанович. — Вас же эта болтанка и в воздухе может задеть?

— Еще пара минут. Хочу убедиться, что вражеский адмирал больше ничего не задумал.

— Это, скорее всего, Кокрейн, граф Дандональд, — Павел Степанович назвал имя, которое я сам все никак не мог вспомнить. — Храбрый парень, хотя, наверно, уже совсем старик. В любом случае такой выжидать не будет. Взорвет наши мины и сразу навалится всеми силами, причем по всему фронту. Так что нам потребуется вся помощь, которую твои пилоты смогут нам оказать.

— Пара минут, — я продолжил вглядываться в море. — Но эскадрильи к вылету мы уже начнем готовить…

Я отдал приказ, чтобы все «Пигалицы» возвращались на аэродром на дозаправку и загрузку снарядов. В ближайшие минуты в воздухе все равно делать нечего, хватит и одного меня. Двигатель стучал, лопасти винта ревели, я ждал, и…

В этот самый момент вражеские корабли действительно взорвались. Не знаю, сколько Кокрейн приказал засыпать в них пороха, но он точно не стал экономить. Взрывная волна прокатилась по всем Дарданеллам. Стальной лом, которым забили верхние палубы, полетел на сотни метров вперед, рассекая волны и действительно накрывая все наши мины. Еще десятки взрывов. Радиосвязь разом перестала работать — то ли опять провода отошли, то ли какие-то помехи…

— Возвращаемся? — голос Прокопьева начал подрагивать.

Он видел, что вражеский флот пошел вперед — как и предсказывал Нахимов. И, кажется, нам действительно стоило вернуться и подготовится к бою, но… Мое внимание привлекло еще одно малое судно, которое вырывалось вперед. Торговец перед строем — еще брандер? Но в них сейчас не было смысла, а враг успел доказать, что ничего не делает просто так.

Я полностью отпустил штурвал и двумя руками ухватился за подзорную трубу, чтобы не упустить ни одной детали. Итак… Судно снабжения: броня никакая, зато трюмы большие. Что там? Я попробовал что-то понять по поведению команды. Но те действовали как обычно — по крайней мере, на расстоянии больше ничего нельзя было сказать. Времени гадать уже не оставалось, и тут… Взгляд зацепился за частично разобранную палубу, а потом за что-то серое объемное внутри. Купол, как у дирижабля!

И тут же все, что я знал о Кокрейне, об экспериментах союзников с ядовитыми ядрами выстроилось в одну цепочку.

— Прокопьев, что со связью⁈ — почти проорал я.

— Лампа перегорела, уже заменил, — мгновенно ответил мичман.

В тот же миг эфир снова пошел помехами, а через секунду я уже подключился к общей волне.

— Говорит «Чибис-1»: враг идет на штурм, впереди корабль с ядовитыми газами. Повторяю, впереди корабль с ядовитыми газами.

— Насколько ядовитыми? — включился со своей позиции Хрущев.

— Все, кого накроет облако, умрут, — я не стал никого обнадеживать. — Поэтому все позиции на азиатском берегу нужно отводить. Чем дальше, тем лучше. И гражданских, если еще есть, тоже забирайте!

— Скорость ветра? — запросил Хрущев.

— Десять с половиной узлов, — тут же передал я. — Так что поспешите! И используйте казаков, чтобы засечь точку запуска и уходить в сторону.

— Принято.

Я невольно поблагодарил Меншикова за повышение и даже Александра, благодаря которому адмиралы и генералы, не желающие отступать, были вынуждены меня слушать. Никаких споров, никаких объяснений, почему ядовитые газы — это очень опасно. Просто приняли и начали выполнять. Вот только будет ли этого достаточно?

С высоты я видел, как зашевелились наши солдаты. Как строятся, как кто-то уже начал двигаться на восток. Вот только если главные силы отходили достаточно быстро, то гражданские и те, кто пытался их увести, фактически топтались на месте. И их было много! С высоты кажется, что это всего лишь неразборчивые точки, но на самом деле это сотни и сотни людей. Женщины и дети, которые остались рядом с нами, которые верили, что мы сможем их защитить.

Я мысленно прикинул, что будет, если вызвать другие борта и попробовать атаковать корабли с газом. Не успеем… Если бы кто-то был в воздухе, можно было бы попробовать, а так — если кто-то и мог успеть добраться до врага, то только мы.

Но я же не герой! Один самолет против десятков митральез и сотен винтовок — тут без шансов. А просто умирать какой смысл? Лучше вернуться и отомстить, сделать так, чтобы каждый, кто отдал этот приказ, умылся кровью!

— Павел Яковлевич… — что-то хотел сказать сзади Прокопьев, но из-за ветра я его просто не расслышал.

Однако взгляд и