– Но вы станете восстанавливать разрушенное?

– Мы построим новое. Больше никаких Праздников десятин, никакого императора. Свободная торговля и перемещение между островами. И никаких губернаторов. Управлять будет Совет представителей островов. – Джио достал из сумки две баночки, глянул на мое лицо, потом смешал краски и намазал мне нос.

– И что будет с тобой потом? Когда вы все это устроите?

– Построю где-нибудь ферму и буду там коротать старость. Я не хочу стать императором, если ты об этом. Я всего лишь тот, кто помогает зародиться новой жизни.

Он говорил это спокойно и уверенно, как будто в тысячный раз повторял. Я всегда узнаю́ обманщика. Я узнаю его каждый раз, когда вижу свое отражение. И теперь, глядя в уцелевший глаз Джио, я словно смотрел с лодки на гладкую поверхность озера в безветренный день.

Джио выдержал мой взгляд.

– А тебе какая разница? – спросил он. – Ты – контрабандист. Тебя не заботит общество, ты живешь вне его.

Он ушел от моего вопроса и хотел заставить меня оправдываться; этот фокус мне был знаком.

– И как мы будем выбирать Совет? Все эти люди, которые ненавидят императора, которые ненавидят тех, кто ему служит, как вы объедините их ради достижения общей цели? Ты будешь зализывать их раны? И как ты собираешься это делать, если будешь сидеть на своей ферме? Сукай в свое время думали, что залечат раны, оставшиеся после Аланги.

Джио поправил мою кожаную безрукавку и оценил свою работу. Кивнул – очевидно, остался доволен.

Потом достал из сумки соломенную шляпу:

– Вот, держи. – Видно, он лучше моего умел думать на перспективу. – Ты сделаешь то, что обещал. Я могу рассказать тебе, что буду делать, поверь, я умею произносить красивые речи, но важны не речи, а дела. Ступай.

И я пошел.

Жадность способна уничтожить самые лучшие намерения. А Джио, несмотря на все его заученные речи, был точно таким же, как большинство встречавшихся мне мужчин. У него было жадное сердце. У них всех жадные сердца. Просто я не знал, чего именно он жаждет. Но это была не моя битва. Я не был одним из них и не был тем, кто глотает их ложь, как тонущий моряк глотает морскую воду.

Эмала, ради тебя, ради того, чтобы еще хотя бы раз увидеть твое лицо, я готов проглотить тысячи обманов.

Сверяясь с картой, я шел через лес к дороге, высматривал ориентиры, которые приметил еще на пути к убежищу безосколочных, но все казалось другим, не таким, как два дня назад.

Где-то в лесу завыл ягуар, я чуть не подпрыгнул от неожиданности, а когда почесал лоб, ладонь стала мокрой от пота.

Я не хотел этого признавать, но Мэфи был прав.

Одному плохо.

Но я вышел к дороге и добрался до города, еще пока полдень не наступил. По улицам бегали дети, в поисках еды рылись в кухонных отбросах, которые с вечера лежали под окнами домов. Тощие, в лохмотьях, они были похожи на озлобившихся от голода крыс. Некоторые приметили меня и поглядывали так, будто могли отобрать у меня что-то полезное, если бы напали внезапно и все вместе. Дома, на моем маленьком острове, таких больших городов не было и беспризорные дети не жили по сточным канавам. Сирот или детей, от которых отказались, быстро разбирали те, кто не мог, но хотел завести детей.

Я не раз видел, как бездомные дети жмутся друг к другу в сточных в канавах, но так и не смог к этому привыкнуть. Джио помогал людям с осколочной болезнью. Может, он и сиротам как-то помогал? Я бросил несколько монет на землю и ускорил шаг. Я не боялся, что они на меня нападут, я боялся, что могу случайно их поранить.

За спиной послышался какой-то скрип. Кто-то из сирот собирает с мостовой брошенные мной монеты? Я вспомнил слова Ранами и глянул через плечо. На улице ни души. Если за мной кто-то шел, он очень быстро скрылся. Я крепче сжал дубинку и почувствовал гудение в костях. Я был один, без Мэфи, но бояться мне было нечего. Женщина, которую Джио послал в город, шла той же дорогой, но у нее не было силы, которая была у меня. И все же я бы не был таким удачливым контрабандистом, если бы не полагался на свои инстинкты. Я нырнул в боковую улочку и смешался с компанией рыбаков, которые шли от пристаней к рынку.

– У нас хотя бы лодки есть, – сказала женщина шагавшему рядом с ней мужчине. – Если такое случится, у нас будет шанс уплыть.

Тут я догадался, что они говорят о Голове Оленя.

– Думаешь, от лодок большой толк? – отозвался мужчина. – Что, если тебя расплющит в кровати или ты не успеешь добежать до пристаней? Хотел бы я знать, отчего такое могло случиться. Разве может целый остров утонуть из-за несчастного случая на шахте?

Запах этих людей напомнил мне об отце. У одного из рыбаков кто-то из предков точно был пойером, он был пониже других и краснощекий. Просто чувствуя, что он идет рядом, я не мог не вспомнить об отце. Я бы не удивился, если бы он начал бурчать себе под нос что-нибудь о рыбе, о парусах или морской воде. Мой отец родился там, куда не могла добраться Империя, – в горах на Пойерских островах, у него не вырезали осколок, но, когда острова рискнули сблизиться с Империей, его призвало Бескрайнее море. Он любил повторять, что, увидев маму, сразу понял, что уже никогда не вернется в горы.

Мужчина ушел вперед, и иллюзия близости с отцом исчезла.

Пришлось сделать петлю и возвращаться к трактиру по собственным следам.

Время поджимало, но я не спешил. Прогулка по городу после блужданий по темным коридорам подземелья безосколочных дарила непередаваемое наслаждение. Легкий бриз щекотал шею, где-то вдалеке кричали морские птицы. Если бы Мэфи был со мной, он бы путался у меня под ногами и, издалека почуяв знакомые запахи, упрашивал бы купить чего-нибудь вкусного.

По дороге я пару раз оглянулся, но никого не увидел. Если за мной кто-то и следил, то уже отстал.

Наконец я добрался до трактира. Ступеньки вели вниз с булыжной мостовой к узкой двери, на крыльцо с верхнего этажа стекала дождевая вода. Как Джио и говорил, из-за двери тянулся насыщенный запах жаренного в масле кальмара. Я собрался толкнуть дверь, но тут что-то заставило меня посмотреть налево.

Посреди улицы сидела конструкция.

Мне уже приходилось видеть конструкции Лазутчик, это мелкие проворные твари с зоркими глазками. Эта, как я успел заметить до того, как она убежала, была сделана из частей мыши и птицы.

Замазка, маскирующая мой нос, была на месте, но я все равно на всякий случай потрогал ее пальцами. Очень хотелось развернуться и уйти, но я поборол это желание и быстро нырнул в трактир.

Трактирщик за стойкой едва взглянул на меня, когда я заказал себе кальмара. Я оглядел зал. Угловых столиков было три, по одному посетителю за двумя, третий свободен. Оба посетителя были мужчинами средних лет, оба в солдатской униформе.

В голове пронеслось с десяток проклятий в адрес Джио, но все показались слишком уж мягкими.