Он и Ар-ка были помолвлены. Они потешались над своим обручением с тех пор, как научились говорить, обращаясь друг к другу не иначе как «жених» и «невеста». Я же была для Терна «дражайшая Одн-на», потому что однажды при ссоре сказала ему, что если он не будет меня уважать, я просто-напросто отговорю Арку от замужества. В детстве Терн был гадким утенком — долговязый, тощий, с острым носом и длинными руками, которые вечно ему мешали. Почти десять больших лунокругов назад отец, Клиф, отправил его в город, учиться. Арка плакала неделю, да и мне тоже было грустно. Что он здесь делает? Разве его учеба закончилась? И — ба! — как же он изменился за это время!

Передо мной стоял не носатый подросток, но почти мужчина, привлекательный мужчина, в глазах которого искрился смех и взгляд которого, уверена, разобьет не одно женское сердце.

— Да, — сказала я, кивая и чувствуя, как мое собственное сердце отчего-то дрогнуло. — Этого оленя подстрелила я.

— И теперь не можешь его унести?

Я посмотрела на него с раздражением.

— Какой ты понятливый!

Терн засмеялся, наклонился и попробовал приподнять оленя за ногу. Присвистнул.

— Ну, ничего не скажешь, трофей вызывает уважение. Придется тебе помочь, что делать.

— Очень мило с твоей стороны, — сказала я. — Так ты-то откуда здесь взялся?

Терн посмотрел в сторону заката.

— Отец написал мне, — сказал он. — Говорят, тут в последнее время неспокойно. Это так?

Я поймала на себе его внимательный взгляд и хотела пожать плечами, но неожиданно поняла, что скрывать уже незачем.

Нам, конечно же, ничего толком не говорили. Мужчины каждый вечер ходили к Клифу на собрание, много курили, много говорили о городах и кочевниках, которые в этом звездокруге словно сошли с ума. Большой лунокруг назад, когда началась зима и ударили первые морозы, стало ясно, что придется затянуть пояса. Урожаи не успели вызреть, их пришлось снять недозрелыми. Ли-ра пересадила часть овощей к себе в теплицу на освободившееся место. Кормов было вдоволь, а собак в случае чего можно будет покормить миногой, но что есть людям, которые просто не успели ничем запастись?

Ар-ка говорила, что у оружейника Ли-белы в этот лунокруг работы было, хоть отбавляй. Многие из тех, кто раньше промышлял только рыбалкой, в этом году были вынуждены прибегнуть к охоте — просто потому что вода промерзла, и рыба ушла на глубину. Отец Арки сам не вылезал из кузницы целыми днями. Клепал, плавил, ковал. Два старших брата Ар-ки находились при отце с утра до ночи, забыв и о посиделках в местном баре за рюмкой водки и о гуляньях с девушками до полуночи.

Но мы чувствовали, что оружейнику металл нужен не только для охотничьих ружей и пуль. Надвигалось еще что-то, чего раньше не было. Зима приходила и уходила несколько раз на моей памяти, и она никогда не была мягкой и быстротечной. В воздухе висела еще какая-то угроза, и вскоре мы с Ар-кой узнали, какая.

Мы сидели у нее дома, вышивали, когда в переднюю ввалился незнакомый мужчина в окровавленной одежде.

— Джорнаки, — только и выдохнул он — и упал на колени от усталости.

Отец Ар-ки выпроводил нас из комнаты, но мы все равно смогли подслушать большую часть разговора. С севера по запретному лесу идет большое войско кочевников. Несколько племен, объединившись в одно, решили этой зимой напасть на самые зажиточные деревни, убить людей, занять их дома, присвоить их скот и припасы, и так пережить эту суровую зиму.

В этот же вечер у Клифа собралась вся деревня. Кто-то называл принесенную весть ложью, кто-то считал, что джорнаки — племя, с которыми у нас были стычки и раньше, пугливы и нам достаточно будет просто встать на их пути и сделать пару выстрелов, чтобы повернуть вспять.

Но Клифа не зря выбрали старейшиной деревни.

— Если у них есть войско, значит, у них есть план и цель, — сказал он. — Нам нужно оружие. Нам нужно убежище для женщин и детей, нам нужно убежище для скота.

— Попробуй-ка построить убежище в вечной мерзлоте, — возмутился кто-то в толпе, но его оборвали.

— Как быстро они идут?

— В течение следующего большого лунокруга они придут к нам, — сказал Клиф. — Им удалось захватить несколько деревень, и пока джорнаки засели там. Но их слишком много. Они сожрут то, что оставили им местные, и пойдут дальше. Думаю, наши дома тоже будут для них лишь временным пристанищем. Они проглотят припасы, перережут скот и пойдут дальше, если мы их не остановим.

— Города помогут нам.

— В городе есть городская стена. У нас нет. Они закроют ворота и выдержат осаду. Мы нет.

— Нам надо уйти в город!

Клиф оглядел притихшую после выкрика толпу. В глазах многих загорелась надежда. Вот он — выход. Перегнать скот в город, перебраться туда самим, пересидеть, переждать.

— Я никого не держу, — сказал Клиф. — Идите. Моя жена и мои дети останемся и будем сражаться.

— И погибнете? — тот же голос.

Клиф нашел говорившего взглядом и заговорил, обращаясь прямо к нему.

— Джорнаки — тупое, примитивное племя. Мы продумаем тактику. Разработаем стратегию. Мы хитростью заставим их обойти деревню.

— Засыплете дома снегом? — засмеялись в толпе.

— Даже так, — серьезно кивнул Клиф. — Здесь жили мои предки, предки моих предков и их предки. Мой дом — моя крепость. Я обязан его защищать. Мы отгоним джорнаков от деревни и заставим их пойти напрямую к городу. А там — пусть спасут вас городские стены.

Весь это разговор промелькнул у меня в голове, когда я посмотрела на Терна, думая о том, что ему сказать.

— Знаю, — сказала я наконец. — Мы тут подслушали пару разговоров. Детей и подростков хотят отправить в город, но мы останемся. Я хорошо стреляю. Ар-ка решила остаться, чтобы помогать отцу.

— Кто-то из деревни ушел?

Я пожала плечами.

— Многие увели своих жен и детей почти сразу же. Но вернулись ни с чем. Горожане закрыли ворота и выставили на стенах солдат.

— Отличное решение, — сказал Терн с усмешкой.

Поглядев на небо, он вздохнул.

— Давай займемся оленем, темнеет.

Вдвоем оказалось гораздо проще связать лапник и устроить на нем тяжелую оленью тушу. Я привязала лапник к санкам, надела лыжи, и, взявшись на веревку вдвоем, мы потащили добычу через темнеющий лес в направлении деревни.

Я думала, Терн будет рассказывать и делиться впечатлениями, но он молчал. Я не читала писем, которыми обменивалась с ним Ар-ка, но она просто соловьем заливалась, расписывая на все лады успехи ее обожаемого жениха. Меня это иногда бесило, но я уговаривала себя относиться к ее радости снисходительно — влюблена же, ждет же. Любопытство меня не жгло — я уверена была, что она скрывает от меня разве что нежности, которыми обмениваются обычные жених и невеста. Хотя в день отъезда Терна я этих нежностей не заметила, да и вообще вели они себя, скорее, как хорошие друзья. Терн говорил о скорой свадьбе так, как другие говорят о скором отеле любимой коровы. Неизбежность, приятная, но не настолько, чтобы прыгать от радости и считать дни. А вот Ар-ка считала. Она как-то пришла ко мне домой заплаканная, и все выпытывала у меня, что я думаю насчет их с Терном отношений.