А Достанич сейчас прикидывал, что и как скажет, чтобы быстрее убедить прибывших в правильности аргументов, приведенных ему Горлисом. К тому же в них желательно было вплести собственную руководящую персону, но так, чтобы это не выглядело глупо, натужно.

* * *

Лабазнов и Дрымов прибыли вместе, чего Натан, признаться, не ожидал. Ему казалось, что обоим будет выгодней явиться по отдельности, показывая тем самым свою самостоятельную весомость. Одновременное же появление выглядело явлением дисциплинированных подчиненных чиновников. Но Горлис скоро догадался, кем и зачем так сделано. Лабазнову было неуютно на прошлом заседании «синклита», когда выглядело, что он один против давних знакомых Достанича и Дрымова. Теперь же, по дороге, имелась возможность по-свойски обсудить текущую ситуацию с полицейским. Можно было надеяться, что и в ходе дальнейшей беседы это скажется.

Первыми же словами Афанасий решил поддержать эту игру:

— Добрый вечер, господа! А вот и мы с господином Лабазновым.

— Да-да, — подхватил жандарм. — Жаждем услышать давно обещанный доклад про турецких шпионов — от французских подданных.

Дрымов засмеялся, кажется, вполне искренне. Натан даже забеспокоился по сему поводу. Не слишком ли искренне Афанасий играет эту роль? А вдруг он вправду о чем-то сговорился с Лабазновым против Горлиса? Достаничу такая несерьезность на важной встрече, собранной по его почину, тоже пришлась не по вкусу.

— Капитан Лабазнов-Шервуд, частный пристав Дрымов, я рад, что у вас столь радужное настроение. Однако сейчас призываю вас к предельной служебной строгости. Ибо то, что вы следом услышите, не предмет для шуток.

Вошедшие расселись, но не по ту сторону стола, как было на прошлой встрече, а по эту, рядом — и наравне — с Горлисом. Что тоже было на руку единолично председательствующему хозяину кабинета. Далее Степан Степанович начал излагать суть дела. Натан не мог не отметить, что время, прошедшее до начала встречи, полковник зря не терял. Его доклад был четок, краток, убедителен (только сейчас Горлис понял, какого именно доклада хотел Воронцов о польском короле Варненчике — надо будет запомнить на будущее). При этом по ходу рассказа еще и расставлялись акценты, выгодные Достаничу, — совещание, собранное по его приказу; следствие, проведенное по его инициативе; изыскания господина Горли, начатые с одобрения полковника контрразведки. Завершающей точкой стало предложение заглянуть в выделенное место письма посла в Вене Разумовского послу в Лондоне Воронцову-старшему.

— Что ж, — сказал Дрымов по окончании доклада. — Как частный пристав I части Одессы имею сказать, что в подведомственном мне Военном форштате следуют проводить срочную операцию по задержанию главного из злоумышленников.

— Полагаю, сия шпионская ячея причастна ко многим преступлениям в нашем городе, — подхватил Натан, подчеркивая, что все неприятности, сопровождавшие его доходный дом в течение последних месяцев, будут закончены при его, Горлиса, непосредственном участии.

Лабазнову такое заявление показалось избыточно вольным, и потому он поспешил притушить Натанов оптимизм:

— Ну-ну, я бы не стал торопиться с такими декларациями. Давайте сначала сделаем что должно. А потом посмотрим, как оно будет.

После этого установилось довольно долго молчание. Настала пора давать конкретные предложения, четкий план предстоящей операции. Но каждое из ответственных лиц опасалось ответственности. Так что груз принятия решения оставался за Достаничем, как главным в сём кабинете:

— На этом будем считать первичный обмен мнениями законченным. Переходим к обсуждению плана операции по ликвидации османской шпионской сети в Одессе. Полагаю, захват предполагаемого главаря, скрывающегося тут под именем Никоса Брамжогло, следует производить в самое подходящее для сего время — ночью. Он проживает в служебной квартире Ришельевского лицея, каковую легко блокировать, ежели привлечь силы достаточные. Но не избыточные. Ибо слишком широкое разглашение грозит утечкой информации.

— Да уж, когда пол-Одессы обсуждало неприбытие в бурю государя-императора… — сокрушенно покачал головой Дрымов.

— Справедливое замечание, Афанасий Сосипатрович. Офицеру, бывшему курьером в той истории, вынесено взыскание. Но и сейчас нелишне напомнить: господа, повышенная внимательность, дабы ни словом, ни жестом не намекнуть никому о происходящем!

Лабазнов в сей момент строго посмотрел на каждого из присутствующих, в том числе и на самого полковника. Достанич же продолжил:

— Рассмотрим диспозицию по старшинству. Жандармский штаб-офицер по южным губерниям капитан Лабазнов-Шервуд, вас с поручиком Беусом, уже проинструктированным и подготовленным, жду в полночь в этом кабинете. Частный пристав Дрымов, аналогично — жду вас с тремя нижними чинами полиции, только из самых толковых. На вас также — договоренность о трех крытых каретах, каковые к полночи должны стоять здесь у канцелярии в полной готовности. Господин Горли, для вас — самое деликатное из поручений… Вы, как преподаватель сего лицея, можете пройти в него, не вызвав никаких подозрений. Я напишу вам предписание для служащих инвалидной роты, охраняющих Лицей. Их задача: следить за передвижениями Брамжогло и отдельно фиксировать персоны, к нему приходящие, но не вызывая, однако, подозрений. В случае ухудшения обстановки бежать за подкреплением на гауптвахту, что на Преображенской улице. Там будут предупреждены о возможности неких чрезвычайных обстоятельств. Также на вас, дорогой Горли, общение с директором Лицея Орлаем. Точное выяснение у него места проживания Брамжогло в Лицее. А еще — того, каким образом туда можно попасть посреди ночи. И какие есть пути бегства оттуда.

— Господин полковник, — прервал его Натан, несколько озадаченный обилием возложенных на него поручений, а значит, и ответственности. — То есть, насколько я понимаю, выходит, что мы посвящаем статского советника Ивана Семеновича Орлая в суть предстоящей операции, а также предупреждаем его об ответственности за ее разглашение?

Достанич тяжело вздохнул и развел руками:

— Господа, можем кратко обсудить сей вопрос. Безусловно, директор Лицея Иван Орлай может вызывать определенные подозрения тем, что взял Брамжогло к себе на работу, едва тот появился в Одессе…

— Извините, — опять решился перебить старшего Натан. — Хочу быть правильно понятым. Я отнюдь не обвиняю Орлая…

— А я, в свою очередь, не оправдываю…

Горлис в этот момент бросил взгляд на Лабазнова, отчего его настроение только ухудшилось. Жандарм необыкновенно оживился. Кажется, он только сейчас в полной мере сообразил, какие яркие перспективы открываются для него и его дела «Сети Величия» в связи с тем, что преподаватель Лицея оказался турецким шпионом.

— Да, я никого не оправдываю, — повторил Достанич. — Просто полагаю, что человек с безупречной репутацией, недавно получивший от государя статского советника, да еще и отец надежного русского офицера Михаила Орлая, заслуживает и нашего доверия. По крайней мере, не менее, чем охранные служащие инвалидной роты, квартированные в Лицее.