— Какие вещи готовила твоя няня?

— Средства от зубной боли и джемы, — быстро ответил Стокер, изучая полки с травяными смесями. — Ничего не трогай. Боже мой, у нее здесь микстуры из наперстянки!

Я перевела взгляд на Стокера, завороженного коллекцией Мертензии.

— Средство для лечения сердечных заболеваний?

— Или яд. Все на этой полке может убить мужчину или женщину при достаточной дозировке. — Он начал читать этикетки, каждая из которых была подписана аккуратной рукой Мертензии: «Сироп мяты перечной для пищеварения, сок салата от головной боли, сироп инжира для запора». Тут все безобидно. Но эта полка, — он вернулся к микстуре наперстянки на верхней полке, — эта партия совсем другая. — Он сделал паузу, приближаясь к бутылкам, достал одну. — Мертензия не просто балуется пищеварительными и питательными отварами, — констатировал он, поднимая бутылку к свету.

Я сняла книгу с полки. Том был толстый и переплетен темно-зеленой тканью с золотой русалкой. Я пролистала страницы, догадываясь, что это своего рода рецептурная книга. Мертензия записывала составы и способы приготовления различных смесей, добавляя пометки, когда совершенствовала рецепт. Между страницами лежали обрывки бумаги, списки белья и записки от миссис Тренгроуз, несомненно, отброшенные в сторону, тут же забытые при лихорадочном приготовлении новых порций зелья. Я наскоро пробежала их, когда наткнулась на лист дешевой бумаги с названием едва ли респектабельного отеля для женщин в Лондоне. Приветствия не было, и текст начинался с середины абзаца. Первая страница была потеряна, но я сразу же узнала этот живой почерк:

… почему я так ужасно отчаялась. Не могу описать тебе ужас этого места. Жуки в кроватях и мухи в ванной, и, о, Мертензия! Насколько легче я могла бы вынести это, если бы ты была здесь. Помнишь веселые времена в школе? Несколько коротких месяцев, самое счастливое время, что я когда-либо знала, благодаря твоей дружбе. Комки в каше и еще больше комков в кровати — ничто, когда я слушала твои истории о Сан-Маддерне! Русалки, великаны и пикси — я их всех помню, все, что ты мне рассказывала. Как я завидовала тебе, моя дорогая: назвать такое место своим домом. Я думала, что ничто в мире не может быть прекраснее, чем жить в этом замке, хотя бы знать, что подобное великолепие существует где-то в мире. Я не должна тебе этого говорить, милая Мертензия, но мне страшно и грустно думать о будущем. Мне не нужно воображать; я знаю так же ясно, как если бы это была картина, которую кто-то нарисовал и повесил на стену. Я состарюсь в гувернантках, каждый год худея и грустя, торопясь выполнять приказы других. Никогда не имея собственного дома, ни мужа, ни детей, ни одного дюйма земли, которая принадлежит мне. Ничего моего, кроме полки с книгами и горстки платков. Какая пустынная мысль! Я знаю, что должна следовать своей судьбе, как Андромеда к Кракену, готовая быть прикованной цепью к скале и ждать моей гибели. Но нет никакого героического Персея, который спас бы меня. Я сама должна сломать свои собственные цепи. Мертензия! Ты мне поможешь? Ради нашей дружбы, я напоминаю тебе обещание, которое ты дала …

Письмо на этом остановилось, следующих страниц я не нашла.

— Это восхитительно, — выдохнула я. Я прочитала письмо Стокеру, пока он ковырялся в склянках и банках на полке.

— Немного вымогательно, — изрек он, когда я закончила. Я сунула страницу обратно в книгу, туда, где нашла.

— Мне ее ужасно жаль. Розамунда определенно страшилась своего следующего поста в Индии. Ее перспективы были совершенно мрачными.

— Не такими мрачными, как эта, — прокомментировал Стокер, внимательно обследуя бутылку, снятую с полки.

— Что это? — поинтересовалась я.

— Белена. Используется для лечения ревматизма или проблем с дыханием, но даже капля может быть смертельна. Здесь полно смертоносных вещей: дурман, никотиана, мак. Обладают как лекарственными, так и токсичными свойствами. Она очень старалась отметить их как опасные. — Стокер указал на ряд бутылок.

Остерегайся сестры, предупредила Матушка Нэнс. Я подошла к бутылкам и осмотрела их.

На каждом из них Мертензия перечислила ингредиенты рядом с крошечным черным черепом, обведенным чернилами, настолько тонкими, что это могли быть шелковые нити, наложенные на этикетку. Я сжала губы в беззвучном свистке.

— Итак, не только время от времени сломанная кость или расстройство желудка, — пробормотала я. — Мертензия дает жизнь и смерть людям этого острова.

— Ничего такого зловещего, — Мертензия бесшумно вошла в комнату.

Она несла корзину с дровами, и Стокер поспешил забрать их у нее.

— Спасибо. Думаю, надо подложить еще одно небольшое поленце, чтобы печь оставалась горячей, — подсказала она. Он выполнил приказ, разжигая огонь с помощью кочерги, прежде чем положить кусок дерева на вершину. Мертензия надела фартук поверх одежды, длинный, от плеч до подола, рукава были подвернуты, волосы беспорядочно заправлены в сетку.

— Я приготовила наперстянку для Матушки Нэнс. Время от времени ее сердце барахлит, и препарат был одобрен доктором на материке. У других тоже есть свое применение, — внесла ясность она, выщипывая сушеный ассортимент трав из пучков, привязанных к балкам над головой. — Больше арники для ваших синяков, — добавила Мертензия, глядя на Стокера. — И для Тибериуса. Вы вдвоем сумели использовать все мои запасы. — Она слегка улыбнулась, но улыбка не задержалась.

— Вы волнуетесь за Малкольма, — предположил Стокер.

— Не похоже, чтобы он был таким безответственным, — она собрала остальные ингредиенты. — Тренни сказала, что мне следует занять себя делом. Без сомнения, он придет к закату, как говорит Тибериус, и посмеется над нами, что мы так волновались понапрасну. — Тон был легок, но глаза затенены.

— Мы обыскали замок и не нашли его следов, — доложила я. — Но зато обнаружили доказательства того, что Хелен мошенница, а не медиум.

Она фыркнула.

— Я могла бы вам сказать это. Она провела здесь все лето без намека на то, что у нее могут быть подобные таланты. И как только уехала отсюда, стала мадам Еленой. Гротескная шутка. — Мертензия разбив высушенную арнику на мелкие кусочки, бросила их в мелкую каменную ступку. Затем взяла пестик из того же материала и начала медленно шлифовать ломкие листья.

— Хелен сказала, что должна была обеспечивать себя и Каспиана.

— У нее есть небольшой аннуитет от Сан-Маддерна, который Малкольм организовал после смерти Люциана. Если ей нужно больше, Хелен стоило только попросить, и Малкольм приютил бы их, — проронила она. — Вдова и ребенок Люциана никогда бы не оказались на морозе.

— Вероятно, — размышляла я вслух. — Но гордыне трудно выпрашивать деньги как милостыню. Кажется, я слышала, Малкольм отказал Каспиану в просьбе о кредите только вчера. Дискуссия обострилась.

Рука Мертензии на мгновение замерла, но она отчеканила упрямо:

— Я ничего об этом не знаю.