— Да, мисс. Ее тошнило раз или два утром. Ничего такого плохого, как я видела у своих сестер, — сообщила Дейзи. — Но, тем не менее, тошнило. Я все вычистила, и она дала мне шиллинг, чтобы я об этом молчала. И я молчала, — твердо добавила она. — Я никогда не говорила Матушке Нэнс, хотя она могла бы заработать несколько шиллингов на талисмане для родов. Но все было еще более трагично, когда она исчезла, мисс. Исчезла не только она, это был сын хозяина, — Дейзи печально покачала головой.

Но у меня была совершенно другая мысль.

* * *

После разговора с Дейзи я отправилась в свою комнату, чтобы смыть все пыльные следы обыска, вытащить паутину из волос и стереть пятна с щек. Освежившись, я нашла Тибериуса в бильярдной со Стокером. Они не играли, просто сидели, глубоко погрузясь в кожаные кресла, курили и ничего не говорили.

Я подошла и села на пуфик у ног Тибериуса, полностью игнорируя Стокера. Я наклонилась вперед, положив ладони на руки Тибериуса.

— Вы знали?

Его брови изогнулись с любопытством.

— Я знал?

Я усилила хватку, не отрывая от него взгляда.

— Вы знали?

Тибериус долго молчал, и когда заговорил, ответил мне комплиментом правды:

— Знал.

— Как? Это было в телеграмме, которую она послала вам до того, как вышла за него замуж?

Он медленно кивнул. Стокер зашевелился, однако не стал вмешиваться в наш диалог.

— К тому времени, когда я получил телеграмму, она уже пропала, и мой ребенок с ней, — сказал Тибериус. Глаза Стокера блестели от вопроса, но я продолжала игнорировать его.

— Тибериус, вы не были откровенны с нами. Расскажите нам сейчас, почему вы приехали сюда.

Выражение его лица ожесточилось.

— Малькольм женился на женщине, которую я любил, и по какой-то причине подвел ее. — подвел так сильно, что она сбежала. Или покончила с собой. Или была убита. Если кто-то преследует сейчас Малкольма, то я хотел бы знать, кто, чтобы пожать его руку и выразить благодарность.

Я никогда не слышала, чтобы он говорил так горько, и не сразу смогла сформулировать ответ.

— Вы удивили меня, мой лорд, — с мягким укором сказала я. — Я не осознавала, что вы разделяете способность Стокера к ярости.

— Разделяю? — его голос сочился сарказмом. — Моя дорогая леди, я научил его этому. Теперь мне бы очень хотелось узнать правду о том, что случилось с Малкольмом.

— И с Розамундой, — уверенно вставил Стокер.

Братья сошлись в позе, которая, без сомнения, была им знакома с драк их детства.

— Да. Я хочу точно знать, что с ней случилось.

— Ну, я рад, что ты достаточно мужчина и способен признаться, что у тебя есть скрытая цель.

Красивый рот Тибериуса изогнулся.

— Брат мой, я думал, ты давно узнал — даже мои скрытые цели имеют скрытые цели.

Стокер вернул улыбку.

— Например, убить Малкольма Ромилли?

Я моргнула.

— Стокер, ради Бога, что…

— Я обыскал комнату Тибериуса, пока ты разговаривала с Дейзи. В его сумке спрятан револьвер. Его светлость обычно не путешествует с пистолетом; и сонный остров у побережья Корнуолла не похож на улей опасной преступной деятельности. Почему он решил вооружиться на этот раз, спросил я себя. Зачем вообще приезжать сюда и страдать, для чего воскрешать пытку исчезновения Розамунды? Если только он не решил взять дело в свои руки.

— Стокер, ты не можешь…

— Обвинять моего собственного брата в заговоре с целью убийства? Конечно могу. На самом деле, я обвиняю его в этом.

— Чертов дурак, — начал Тибериус с тонкой улыбкой.

— Я? — Стокер скрестил руки на груди. — Я поставлю свою жизнь на то, чтобы ты, Ваше сиятельство, по уши в этом бизнесе.

Они стояли лицом к лицу в течение долгой, перехватывающей дыхание минуты. Не было никакого звука, кроме тиканья особенно уродливых каминных часов, пока, наконец, Тибериус не выдохнул и не опустил плечи.

— Отлично. Я приехал сюда, чтобы убить Малкольма. Достаточно ли для тебя устного признания или я должен написать это кровью моего сердца?

Выражение лица Стокера не изменилось, но я поймала торжествующее мерцание в его глазах. Я поспешила заговорить, прежде чем он бы подтолкнул своего брата к дальнейшему насилию:

— Тибериус, возможно, вам стоит рассказать все с самого начала.

Он пожал плечами.

— Нечего рассказывать. Когда Розамунда исчезла, никто точно не знал, что произошло. Теорий было предостаточно, каждая из них более дикая, чем предыдущая. Было высказано предположение, что она бросилась в море или уплыла на попутной лодке. Некоторые говорили, что ее убили, другие — что она превратилась в голубя и улетела с западным ветром. Этот последний вклад внесли более суеверные жители деревни, — добавил он с холодной улыбкой. — Ничего не было найдено: ни тела, ни записки, ни свидетелей. Так или иначе, никогда не могли объяснить, что с ней случилось. Малькольму сообщили, что он может подать заявление, чтобы объявить ее законно мертвой, если о ней не услышат в течение семи лет. В течение трех лет ничего не происходило. Затем, совершенно неожиданно, Малкольм написал мне две недели назад. Он известил, что обнаружил доказательства: Розамунда не покидала остров по собственной воле. Просил, чтобы я приехал сюда, потому что он задался целью узнать правду.

— Он сказал вам что-нибудь еще? — подтолкнула я.

— Нет. Малкольм доверял мне, поскольку я не был здесь во время ее исчезновения. Он знал, что мы с Розамундой были едва знакомы, и следовательно, у меня не было мотивов причинить ей вред. Я воспринял как насмешку его спокойную уверенность. Я перечитывал письмо снова и снова, и вдруг мне пришло в голову: что если он знал? Возможно, он обнаружил наши чувства совершенно случайно. Розамунда вела дневник, и не всегда была с ним осторожна. Вдруг Малкольм прочитал его и узнал о наших отношениях? Что если он намеревался заманить меня сюда под ложным предлогом? Могла ли служанка знать? Или Розамунда доверилась своей однокласснице Мертензии? Чем дольше я размышлял над этим вопросом, тем больше возможных просчетов представлял. И любой из них мог разоблачить нас.

— Поэтому вы решили приехать и открыть для себя правду.

— Больше, чем это. Меня всегда возмущало, что он не смог помешать — чтобы с ней ни случилось. Она сбежала? Тогда он, скорее всего, был источником ее несчастья. Выбирая Малкольма в мужья, она верила, что он принесет ей утешение и партнерство. Каким-то образом он подвел ее. А потом пришло письмо, в котором он утверждал, якобы у него есть доказательства, что ей был причинен вред. Именно тогда я рассердился, слепо, бешено разозлился. Я как заведенный думал лишь об одном: он смог сделать нечто, в чем мне было отказано — жениться на женщине, которую любил — и он потерял ее. Он не обеспечил ее безопасность, не защитил. Я жаждал справедливости ради Розамунды: найти убийцу и наказать человека, который позволил этому случиться. Поэтому я решил приехать сюда, и осуществить справедливость, если понадобится.